В начало

Фёдор Иванович Андронов — деятель Смутного времени; купец-кожевник, «гостинные сотни торговый детина».

Родился в Погорелом Городище.

Во время второго самозванца Андронов примкнул к тушинцам, а затем бежал к королю Сигизмунду III под Смоленск, куда прибыл 27 января 1610 года. Примкнув к партии, которая хотела отдать московский престол польскому королю, Андронов сделался одним из деятельнейших и виднейших членов её.

Вместе с Салтыковым, Масальским и дьяком Грамотиным, Андронов привез в Москву королевскую грамоту, которая поручала этим лицам управление московским государством. Возведенный в думные дворяне, получивший в свое ведение государеву казну и челобитные дела, Андронов более всего заботился о собственном обогащении и не останавливался в своих стремлениях ни перед какими средствами: он постоянно выпрашивал у Сигизмунда и Сапеги разрешения завладеть тем или другим поместьем и просил вознаградить за те убытки, которые причинил ему Василий IV Шуйский, узнав о его бегстве к полякам; кроме этого, он, пользуясь своей властью, грабил и вымогал, что только и у кого только мог.

Его сообщник Михаил Салтыков был возмущен всем этим и просил Сапегу удалить Андронова от дел, так как он только возбуждал у москвичей антипатию к полякам: многие люди оскорблены различными стеснениями со стороны Андронова и разорены им; одних он ради взятки освобождал от суда, а других понапрасну тянул в суд и штрафовал, но штрафов в казну не отдавал; кроме того, он взял из казны сибирских мехов на 2480 рублей и денег за них не отдал. Зная, что поляки, его единственная опора, Андронов зорко следил за всем, что могло бы им повредить, и доносил об этом Сапеге. По его настоянию, посылались под Москву польские подкрепления, он же впустил поляков в Московский Кремль, заставлял москвичей присягать Сигизмунду, участвовал в свержении и заточении Гермогена, преследовал русских патриотов и т.п.

Всем этим он возбудил против себя такую ненависть русских, что немедленно по взятии Москвы Пожарским был схвачен, предан пыткам, и в 1613 году казнён. Как в сказаниях современников о смуте, так и в русских грамотах того времени имя Андронова всегда упоминается со злобной ненавистью.

По материалам Википедии

В начало

Иван Исаевич Болотников (1565 — 18 октября 1608) — политический деятель Смутного времени в России, предводитель восстания 1606—1607.

Восстание Болотникова – крупнейшее народное выступление Смутного времени, начавшееся в южных и юго-западных районах Российского государства. Оно стало ответом на введение новых мер, ограничивающих свободу крестьян, а также тяжелые условия жизни, которые были вызваны неурожаями и феодальным гнетом.

Незначительные биографические сведения о Болотникове известны по рассказам современников иностранцев. По их сообщениям Болотников был боярским холопом. В молодости он ушел на Дон, но был захвачен крымскими татарами, которые продали его туркам. Болотникову удалось бежать из турецкой неволи. Во время скитаний он побывал в Италии, Венгрии и Польше.

Иван Болотников появился на московском рубеже в тот момент, когда в Северской Украине летом 1606 г. быстро нарастало народное движение. Иван Болотников вскоре выдвинулся как его предводитель. По словам голландца Исаака Массы, Иван Болотников был «детина рослый и дюжий... удалец, отважен и храбр на войне». Главное участие в восстании приняли крестьяне и холопы, к ним присоединились казаки, часть посадских людей и стрельцы пограничных городов. В народе распространялся слух, что вскоре вновь появится царевич Дмитрий Иванович, что в Москве вместо Лжедимитрия убили какого-то «немчина». Источники этих слухов шли, по-видимому, из Польши.

Хотя Болотников и действовал от имени «царевича Димитрия», но самозванство на этот раз не играло крупной роли. Восставшие под предводительством Болотникова из Путивля двинулись к Москве через Комарицкую волость, разоренную Борисом Годуновым. Около Оки отряды Болотникова пополнились служилыми землевладельцами: рязанцы подошли под предводительством Григория Сумбулова и Прокопия Ляпунова, из Тулы и Венева пришел с мелкими помещиками Истома Пашков. Увеличение ополчения Болотникова за счет дворянских дружин сыграло в дальнейшем отрицательную роль. Дворяне присоединились к Болотникову из желаниям воспользоваться крестьянским движением как средством в борьбе с правительством боярского царя.

На борьбу с восставшими царь Шуйский выслал войска, возглавляемые воеводами Ю. Н. Трубецким и М. И. Воротынским. В августе 1606 года войско Трубецкого было разбито восставшими в битве под Кромами, в битве при Ельце потерпело поражение войско Воротынского. 23 сентября (3 октября) 1606 г. Болотников одержал победу под Калугой, где сосредотачивались основные силы армии Шуйского.

В октября 1606 г. Болотников подошел к Москве и остановился в селе Коломенском.

7 октября 1606 года войско Болотникова осадило Москву. В ноябре к восстанию присоединились казаки Илейки Муромца, однако рязанские рати Ляпунова 5 (15) ноября перешли на сторону Шуйского.

Восставшие не могли овладеть столицей, защищенной рядом каменных укреплений с выдвинутыми вперед монастырями, представлявшими собой целые крепости. Силы, находившиеся в распоряжении Болотникова, были так же недостаточны для полного окружения столицы. Это давало возможность правительству усиливаться за счет прибывавших из разных мест дворянских отрядов.

В то же время среди восставших под Москвой началось неизбежное расслоение. Болотников распространял среди населения «прелестные письма» (прокламации). По словам патриарха Гермогена, передавшего в одном из своих посланий содержание «прелестных писем», восставшие предлагали «боярским холопом побивати своих бояр, и жены их и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безымянником вором велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабите; и призывают их воров к себе и хотят им давати боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячество». Излагая содержание прокламаций, патриарх стремился устрашить свою «паству» и не был заинтересован в точной передаче призывов Болотникова, обращенных к холопам и к плебейской части посадского населения. Социальный смысл этих призывов заключался в истреблении представителей власти, землевладельцев и высшего слоя купечества.

Под Москвой дворяне, находившиеся в армии Болотникова, поняли, что крестьяне и холопы, являвшиеся их классовыми врагами, были для них более опасными, чем боярский царь. Поэтому, сознав классовую противоположность интересов и целей движения, дворянские дружины, приведенные рязанскими и тульскими помещиками, стали переходить на сторону Василия Шуйского. Первыми изменили Болотникову рязанские помещики во главе с Григорием Ляпуновым и Сумбуловым.

2 декабря 1606 г. царские войска, усиленные «прибывшими отрядами смоленских помещиков, перешли в наступление на укрепленный лагерь Болотникова у села Коломенского. Во время боя Истома Пашков перешел на сторону Василия Шуйского и облегчил этим его победу.

По словам летописи, казаки и холопы упорно сражались. Только после страшной резни Болотников с уцелевшими остатками отступил к Калуге. Царские воеводы захватили несколько тысяч пленных, о которых очевидец этих событий голландец Исаак Масса говорит, что это все были «прирожденные московиты». Большие партии пленных, по его рассказам, каждую ночь выводили из темниц и убивали ударами дубины по голове, а затем трупы спускали под лед реки.

Удерживая в своих руках Калугу, Болотников сохранял главную коммуникационную линию, дававшую возможность получать помощь со стороны северских городов. Василий Шуйский двинулся против Калуги с огромной дворянской армией, которая, по сообщению иностранцев, достигала 100 тыс. человек. Осада Калуги продолжалась 4 месяца, до начала мая 1607 г. Осажденные, несмотря на малочисленность, действовали очень храбро и активно Постоянными вылазками они наносили большой вред царским войскам; не проходило дня, чтобы царские войска не теряли 40-50 человек.

Между тем на помощь Болотникову двигались новые отряды. Отряд, высланный на помощь Болотникову из Тулы, разбил царские войска на реке Пчельне. Гарнизон Калуги произвел смелую вылазку и заставил царских воевод снять осаду города.

Болотников перешел в Тулу, где соединился с казаками, имевшими во главе самозванца, принявшего имя никогда не существовавшего сына даря Федора-Петра (Лжепетр).

После снятия осады с Калуги положение правительства Василия Шуйского стало очень тяжелым. Царь ежедневно посылал гонцов в разные города с известиями о небывших победах его войск. Духовенство звонило в колокола и служило благодарственные молебствия. В это же время была произведена общая мобилизация дворянских войск.

Для увеличения денежных средств Василий Шуйский даже распродал часть царского имущества (казны), кроме того, он получил деньги у монастырей и купцов. С целью привлечь на свою сторону дворянство, царь Василий Шуйский издал 9 марта 1607 г. указ, усиливавший борьбу с беглыми крестьянами. Землевладелец, принявший чужого беглого крестьянина, уплачивал единовременный штраф в царскую казну, а также вознаграждение старому владельцу по числу лет, дожитых беглым крестьянином на его земле. Срок давности для розыска беглых крестьян был увеличен с 5 до 15 лет.

Одновременно Василий Шуйский, опасаясь дальнейшего развития движения среди холодов, несколько смягчил положение «добровольных» холопов, т. е. тех, которые жили во дворах богатых людей, работали на них за пищу и помещение, но не давали на себя кабальных записей (указ 7 марта 1607 г.).

По старому указу добровольный холоп через 6 месяцев работы превращался в кабального холопа. Василий Шуйский отменил это правило, указав отпускать добровольных холопов на свободу: «Не держи холопа без кабалы ни одного дня, а держал в кабале и кормил, и то у себя сам потерял». Когда восстание Болотникова было подавлено, этот указ был отменен.

В результате проведенной мобилизации царю Василию Шуйскому в конце мая удалось собрать огромную армию, по численности не уступавшую военным силам, собиравшимся во время войн с соседними государствами. Осада Тулы продолжалась с конца мая до поздней осени. Осажденные с прежним упорством защищали город. Осенью на реке Упе была устроена плотина, которая вызвала наводнение в городе. Вода залила погреба с порохом и испортила значительную часть хлебных запасов. Истощенный гарнизон Тулы сдался 10 октября 1607 г. Лжепетр был повешен, Болотников был сослан на север, где его утопили.

Восстание под предводительством Болотникова подняло население Приволжья. Сначала заволновалась мордва, с которой соединились русские крестьяне и боярские холопы. Затем восстание охватило очень обширный район, от Нижнего Новгорода до Свияжска, и от Яранска на севере до верховья рр. Суры и Мокши (правый приток Оки) на юге. Восстание, таким образом, захватило и районы, населенные чувашами и марийцами. Среди предводителей восстания упоминаются двое мордовских «старейшин»: Варкадин и Москова (возможно, что мариец). Как и в других местах, восстанием крестьянского населения спешили воспользоваться дворяне, недовольные воцарением Василия Шуйского. Восставшие осадили Нижний Новгород, но не могли им овладеть. После поражения Болотникова под Москвой, восстание было подавлено. Восстание под предводительством Болотникова обладало всеми характерными чертами, присущими стихийным крестьянским движениям феодальной эпохи. Оно было мало организовано, крестьянские отряды были плохо вооружены. Не могло быть общего плана веден ия войны. В то же время нельзя не отметить больших способностей Болотникова, которому удалось придать временную прочность разнохарактерным отрядам своего ополчения.

Базилевич К.В._Крестьянская война в начале 17 века

В начало

Гермоген - патриарх, духовный писатель, святой. Участвовал в избрании на царство Бориса Годунова. Обличал Лжедмитрия I, требуя крещения Марины Мнишек в православную веру, за что подвергся опале. В 1606 при царе Василии Ивановиче Шуйском был возведен на патриаршество и активно поддерживал деятельность царя. Рассылал грамоты против сторонников восстания И.И. Болотникова, в 1608 выступил против Лжедмитрия II. В 1610 отказался целовать крест польскому королю и велел москвичам, собравшимся в Успенском соборе Московского Кремля, “королю крест не целовать”. С декабря 1610 рассылал по русским городам грамоты, направленные против поляков. Был заточен поляками в Чудов монастырь и умер в заключении.

Патриарх Гермоген несомненно является одной из самых значительных личностей истории русского христианства. Многое в биографии этого человека осталось до конца не выясненным. До сих пор историки ведут напряженные споры касательно значительных вех его жизни и судьбы.

Известно, что он родился в Казани около 1530 года, был наречен именем Ермолай. Точная дата появления его на свет неизвестна, историки относят ее к 1530 году. О социальном происхождении патриарха однозначных сведений также не имеется. По одной версии, Гермоген принадлежит к роду Рюриковичей-Шуйских, по другой — он выходец из донского казачества. Историки больше склоняются к мнению, что будущий Святитель Гермоген, Патриарх Московский был все-таки незнатного происхождения, вероятнее всего он простой выходец «из народа».

Первые достоверные известия о Гермогене относятся ко времени его служения священником в Казани в конце 1570-х годов, затем постригся там же в монахи и стал архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. С введением в России патриаршества (1589) в сане архиепископа послан руководить Казанский епархией. Возведение Гермогена в сан епископа и назначение его Митрополитом Казанским и Астраханским состоялось в мае 1589 года патриархом Иовом. Гермоген сохранял твёрдость в вопросах веры, активно занимался христианизацией татар и других народов бывшего Казанского ханства.

Митрополита Гермогена хорошо знали в Москве. Присутствовал он во время избрания на царство Бориса Годунова; участвовал во всенародном молении при Борисе под Новодевичьим монастырем. В 1595 г. он ездил в Углич для открытия мощей удельного Угличского князя Романа Владимировича.

С воцарением Лжедмитрия I (1605) был учреждён сенат, в котором должно было заседать и высшее духовенство. Гермоген стал членом этого сената и был приглашён в Москву. Он последовательно выражал интересы Русской Православной Церкви, требовал вторичного крещения польской «девки» — Марины Мнишек и выступил против избрания патриархом Игнатия, чем вызвал недовольство Лжедмитрия I, и тот выслал Гермогена из Москвы в его епархию, приказав заключить его в один из местных монастырей.Приказ выполнить не успели в связи с убийством Лжедмитрия.

Взойдя на престол после убийства Лжедмитрия I (1606) царь Василий Шуйский, опасаясь находившегося в Москве Филарета (Ф. Н. Романова), который, предположительно, уже готовился занять патриарший престол, отослал его на митрополичью кафедру в Ростов, а верным ему святителям приказал рукоположить в патриархи Гермогена, вызванного из Казани.

3 июля 1606 года в Москве Собором русских иерархов святитель Гермоген был поставлен Патриархом Московским. Но уже скоро отношения между царем и патриархом совершенно испортились: «Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом он был человек чересчур строгий. Но при всем том это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия. Строгий приверженец формы и обряда Гермоген уважал в нем лицо, которое, какими бы путями ни достигло престола, но уже было освящено царским венцом и помазанием ».

В период гражданской войны (1606-1607) оставался сторонником Василия Шуйского, мобилизовал силы церкви для борьбы с восставшими против центральной власти, которых объявил еретиками и отлучил от церкви. Поддерживал Василия в подавлении восстания южных городов, отчаянно противился его свержению.

17 февр. 1609, на Масляной неделе, рязанский дворянин Г. Сумбулов, князь Р. Гагарин и Т. Грязной собрали около 300 чел. заговорщиков и потребовали от бояр свержения Шуйского. Однако бояре попрятались по своим дворам, и лишь князь В. Голицын вышел на Красную площадь. Заговорщики силой выволокли Гермогена нa Лобное место, требуя, чтобы он поддержал низложение Шуйского, но патриарх не поддался на требования заговорщиков, которые, отпустив его, двинулись затем во дворец». Не добившись от царя добровольного отречения и видя, что народ не поддерживает их, заговорщики бежали к Лжедмитрию II в Тушино. Гермоген послал им вслед в лагерь самозванца 2 грамоты к ним и другим русским людям, находившемся там, чтобы они раскаялись и вернулись под власть царя Василия Шуйского, который-де их простит.

Гермоген писал так: «Слово это мы пишем не ко всем, но к тем только, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали, изменив Государю Царю и всей Земле, своим родителям, женам и детям и всем своим ближним, особенно же Богу; а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, не силою, и на Христианский закон не стоят, крови Православной братии своих не проливают, таких мы не порицаем, но молим о них Бога».

Во время низложения Василия Шуйского (1610) Гермоген заступался за него, проклинал З. Ляпунова и его сторонников, фактически отстранивших царя от власти, и не признавал насильственного пострижения царя, т. к. оно не могло освящаться даже и в результате правильно совершенного над ним обряда. Когда Шуйский уже находился под стражей в Чудовом монастыре, не переставал настаивать на возвращении ему престола. Увидев, что его усилия тщетны, и на престол уже появились многочисленные претенденты, Гермоген противопоставил притязаниям на царскую корону князя В. В. Голицына кандидатуру М. Ф. Романова. Однако в это время большинство склонялось на сторону польского королевича Владислава, как это видно из слов летописца.

Скрепя сердце, согласился признать русским царём Владислава Сигизмундовича при условии его православного крещения и вывода польских войск из России: «стоять етману Желковскому с Литовскими людьми в Новом Девичье монастыре, а иным полковником стоять в Можайску. И на том укрепишася и крест целовали им всею Москвой».

Однако Жолкевский не стал дожидаться, когда московские послы уговорят Сигизмунда III переменить веру его сына, поскольку точно знал, что этого не произойдёт никогда, и начал движение к столице. Когда он стоял уже под Москвой, а «семибоярщина» всё ещё пыталась уговорить патриарха не настаивать на православном крещении королевича, гетман, наконец, дал понять московским боярам, что терпение его не беспредельно. Московские власти составили договор, стараясь, всё-таки, по возможности, оградить православную веру и пошли просить благословения у патриарха, но тот стоял на своём: «Если вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и примете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!»

После этого посольство Филарета и Голицына отправилось «от всей земли русской» в стан Сигизмунда просить его дать в рус. цари своего сына Владислава на условиях договора, заключённого с Жолкевским. Патриарх, верный своему желанию признать Владислава царём лишь после принятия им православной веры, написал королю письмо.

Спустя короткое время Жолкевский прибыл к нему на подворье и так ловко вёл себя, что суровый святитель вынужден был обращаться с ним вежливо, но без тени дружелюбия: «не было на свете латинника, с которым бы мог сойтись строгий архипастырь». Вскоре Жолкевского сменил А. Гонсевский. Однако, пока всё население Московского государства избирало себе в государи сына Сигизмунда, последний требовал сдачи Смоленска, а польское войско постоянно обстреливало из пушек этот русский город, где ежедневно гибли русские люди. Когда московские послы на требование короля сдать ему Смоленск отвечали, что у них нет на то полномочий, в Москве преданные Сигизмунду бояре, М. Салтыков и Ф. Андронов, «нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю».

Действия короля и его прислужников возмущали патриарха и П. П. Ляпунова, который к тому времени встал уже во главе стихийного движения против поляков и литовцев. Он написал в Москву боярам укоризненное письмо и потребовал, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, подписанный Жолкевским. Это послание бояре переправили Сигизмунду, а Гонсевский, зная, что с Ляпуновым нельзя играть в прятки, обратился к патриарху, чтобы тот дал этому человеку выговор. Но Гермоген понимал, к каким последствиям это может привести, и отказался наотрез.

5 дек. 1610 к патриарху явились бояре во главе с Ф. И. Мстиславским. Они принесли грамоту к своими послам под Смоленск, суть которой сводилась к тому, чтобы делать то, что скажет король. Попросив, чтобы Гермоген поставил под ней свою подпись, они потребовали, чтобы патриарх угомонил Ляпунова своею духовною властью. Святитель же ответил на это: «Пусть король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишите такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтобы так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю, и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что после такого письма нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам — если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не вы ведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти»

Бояре горячо возражали патриарху, и в пылу спора М. Салтыков-Кривой замахнулся на Гермогена ножом. «Я не боюсь твоего ножа, — твёрдо проговорил святитель. — Я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» Уже наутро патриарх приказал московскому люду собраться в соборной церкви и слушать его слово. Когда Гонсевскому донесли об этом, он приказал окружить храм и не пропускать туда никого. Однако многие из русских, видимо, предвидя такой оборот, заранее пришли в церковь и услышали проповедь своего архипастыря, в которой Гермоген уговаривал их стоять за православославную веру и разнести весть о своей решимости по русским городам и весям. После такой проповеди к патриарху приставили стражу.

После отказа поляков от выполнения условий Гермоген стал писать воззвания к Русскому народу, призывая его на борьбу. С декабря 1610 года Патриарх, находясь в заключении, рассылал по городам грамоты с призывом к борьбе с польской интервенцией. Благословил оба ополчения, призванные освободить Москву от поляков. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов.

Ляпунов, узнав об этом, немедленно написал боярам письмо, в котором укорял их и короля в том, что тот не соблюдает крестного целования, и пригрозил: «Так знайте же, я сослался уже с северскими и украинными городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». А в начале марта 1611 Ляпунов уже начал приводить в жизнь свою угрозу и стремительно продвигался к Москве, соединяясь в пути с ополчениями из других городов. В Москве поляки и литовцы сразу же почувствовали перемену в настроениях горожан, которые уже не боялись открыто проявлять своё отношение к интервентам

Перед Страстной неделей поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставших приближаются к Москве, и Салтыков, по приказу Гонсевского, вместе с прочими боярами явился к Гермогену и сказал: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтобы не ходили», на что патриарх ответил: «Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтобы они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников; Москве приходит paзopeниe, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса…» «Если ты,- перебил его М. Салтыков, — не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью». «Вы мне обещаете злую смерть, — отвечал Гермоген, — а я надеюсь чрез нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать — я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!». Тогда Гермогена посадили в Чудов мо настырь, запретив ему покидать свою келью, плохо содержали и неуважительно относилисъ к его сану.

В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом ему смертной казнью. После убийства П. Ляпунова (1611), организованного атаманом И. Заруцким, ополчение, хотя всё ещё и находилось под Москвой, но состояло в основном из казаков, верных Заруцкому, и тот, провозгласил будущим царём сына Лжедмитрия I и Марины Мнишек.

Однако Гермоген, несмотря на своё строгое заключение, сумел тайком от поляков переслать грамоту в Нижний Новгород, в которой призывал жителей русских городов ни в коем случае не признавть царём сына самозванца и католички, «проклятого от Святого Собора и от нас». Эта грамота, по его приказанию, была размножена и разослана по разным городам и в значительной степени повлияла на подготовку Второго ополчения. Гермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей.

В 1612, когда поляки узнали, что в Нижнем Новгороде по воззванию К. Минина собирается новая земская рать, они потребовали от патриарха, чтобы тот написал обращение к нижегородцам и указал им оставаться верными присяге Владиславу, на что святитель резко и твёрдо ответил: «Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения. А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!». 17 февраля 1612 года, не дождавшись освобождения Москвы, умер от голода.

Изначально патриарх был захоронен в Чудовом монастыре. Впоследствии тело Владыки было решено перенести в Успенский собор – пантеон для высшего духовенства московского. При этом выяснилось, что мощи святителя остались нетленны, потому останки не стали спускать в землю и в 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых. Его память совершается 12 /25 мая и 17 февраля/1 марта.

По материалам книги Владимира Богуславского "Славянская энциклопедия. XVII век"

В начало

Иван Мартынович Заруцкий (?, Тарнополь — 1614, Москва) — атаман донских казаков, один из виднейших предводителей казачества в эпоху Смуты. Фаворит Марины Мнишек в 1608 — 1614 годах и наиболее вероятный настоящий отец её сына — Ивана Ворёнка

Уроженец западной Руси. По некоторым известиям, он родился в украинском городе Тарнополе, мальчиком попал в неволю к крымским татарам, а оттуда бежал на Дон, где стал казаком. Выделившись своими недюжинными способностями, Заруцкий стал одним из донских атаманов.

Заруцкий рано примкнул к Смуте, был сторонником первого Лжедмитрия и вместе с ним прибыл в Москву, где, впрочем, не играл сначала заметной роли и вернулся на Дон. Оттуда после гибели Лжедмитрия в 1606 году явился к Ивану Болотникову и Лжепетру. Вместе с ними он стоял под Москвой, а затем оборонял Тулу от войск царя Василия Шуйского. Из Тулы Заруцкий отправился в Северские города отыскивать «царя Димитрия Ивановича», упорные слухи о чудесном спасении которого во время московского майского движения 1606 года держались на Руси.

Осенью 1607 года благодаря своевременному удалению из Тулы, вскоре после этого взятой Шуйским, Заруцкий избежал неминуемой гибели.

В Стародубе Заруцкий действительно нашёл «царя Димитрия Ивановича», то есть Лжедмитрия II, и поступил к нему на службу. С этой поры начинается быстрое возвышение Заруцкого. Красивый, статный, видный, смелый, энергичный, умный атаман пришёлся по душе Лжедмитрию II и стал одним из приближённейших к нему лиц.

Наряду с указанными свойствами, Заруцкий отличался жестокостью, лукавством и неразборчивостью в средствах. Один из наблюдательных современников Смуты так характеризует знаменитого военачальника: «воевода же над казаческими полки был московской служилой ротмистр пан Иван Заруцкой. Сей бысть не нехрабр, но сердцем лют и нравом лукав». Последние качества удалого атамана не были, впрочем, предосудительными в глазах Лжедмитрия II, который ценил в своём любимце безусловную преданность его своему делу, себе и выдающуюся распорядительность. Так Заруцкий, отправленный на Дон с целью привлечь на сторону Лжедмитрия II новые силы, сумел весною 1608 года привести в Орёл к «царю Димитрию Ивановичу» пятитысячный отряд казаков. Затем ему и Александру Лисовскому были подчинены все казацкие войска Лжедмитрия II. Подобным образом при первом походе Лжедмитрия к Москве Заруцкий командовал правым крылом его армии.

В 1608 году «царь Димитрий Иванович» (Лжедмитрий II) обосновался в Тушине, Заруцкий занял одно из первых мест в его совете. Лжедмитрий пожаловал своего любимца саном боярина. Казацкий воевода оказал в это время много услуг делу Лжедмитрия. Особенно прославился он в день неудачной для «царя Димитрия Ивановича» битвы под Москвой. Это сражение, губительное для тушинцев, произошло в 1609 году, в Троицын день, и началось нападением их войск на предместья Москвы. Большой отряд подошёл к столице, разбил высланных против него москвичей, прогнал их до самого города, возвратился и стал за Ходынкой на берегу. Царь Василий Шуйский выслал против тушинцев свои войска с пушками и гуляй-городами. Поляки овладели было этими гуляй-городами, но в это время к москвичам подошли значительные подкрепления. Тогда войско Шуйского перешло в наступление, отбило свои гуляй-города, погнало неприятеля и чуть было не ворвалось в самое Тушино. Но здесь то подоспел Заруцкий со своими донскими казаками. Он вступил в жаркий бой с москвичам и и сумел удержать их на реке Химке.

На первый план он ставил свои личные цели, а, по своему западнорусскому происхождению, имея некоторые связи с поляками, не прочь был иногда поближе сойтись с ними. Поэтому, когда «царь Димитрий Иванович» вынужден был в августе 1609 года бежать из Тушина в Калугу, Заруцкий обнаружил склонность примкнуть к сторонникам короля Сигизмунда и во время совещания многих влиятельных тушинцев с его послами согласился не признавать ни Шуйского, ни Лжедмитрия.

И даже тогда, когда громадное большинство донских казаков потянулось в Калугу к «царю Димитрию Ивановичу», бывший атаман не последовал за своими боевыми товарищами, а предпочёл отправиться в стан польского короля под Смоленск. Оттуда Заруцкий с войском гетмана Станислава Жолкевского отправился походом на Москву. Впрочем, отношения между родовитым талантливым паном и выскочкой тушинским «боярином» не наладились.

Вследствие этого Заруцкий вернулся к Лжедмитрию в Калугу и верно служил ему до дня гибели того, то есть до декабря 1610 года. Смерть Лжедмитрия поставила перед его «боярином» вопрос: договориться ли с поляками, или действовать на свой страх. Сначала Заруцкий решается как будто на первое. По крайней мере в феврале 1611 года он ведёт переговоры с Яном Сапегой.

В 1611 году под влиянием пробудившегося сознания национальной опасности, по призыву патриарха Гермогена и по почину думного дворянина и рязанского воеводы Прокопия Ляпунова поднялось первое земское ополчение для очищения Москвы от овладевших ею поляков. Заруцкий сделал выбор в его пользу и со своими казаками, очень любившими своего вождя, двинулся под Москву на соединение с Ляпуновым. Значительные силы, приведённые Заруцким под стены столицы, личные способности и влиятельное положение его среди бывших тушинцев, наконец, высокий сан, полученный им от Лжедмитрия и в то время имевший силу, выдвинули бывшего донского казака на одно из самых первых мест в государстве. Когда под Москвой образовался Совет всей земли, то во главе его стали боярин Дмитрий Трубецкой, боярин Иван Заруцкий и думный дворянин Прокопий Ляпунов. Двое из них представляли собой интересы казачества, а третий стоял во главе земщины.

Ляпунову, обладавшему очень твёрдым характером и опиравшемуся на сочувствие очень влиятельных земских кругов, удалось мало-помалу приобрести первенствующее значение в подмосковном стане и на Совете всей земли. Он провёл 30 июня 1611 года ряд постановлений, очень невыгодных для казачества. После этого и сам по себе непрочный союз между двумя враждебными по существу частями подмосковного ополчения окончательно распался. Этим обстоятельством воспользовался Заруцкий. Бывший казак, ставший боярином, начал домогаться первенствующего положения в государстве. На его дороге стоял Ляпунов. Заруцкий решил отделаться от опасного и ненавистного соперника. Он «и чести позавиде Прокопиеве и злую крамолу нань состави». Когда в казачью среду была умело пущена составленная по приказанию недругов Ляпунова подложная грамота его, в которой земский вождь якобы подстрекал земских людей бить и казнить казаков, где бы они ни встретились, Заруцкий сумел поддержать возмущение, вспыхнувшее у казаков. Ляпунов «предан бысть в кровоядн ыя руки злочинному сонмищу, идеже без зла не спят», другими словами, позван был для объяснения в казачий круг. Пылкий и гордый предводитель земщины во время объяснений с казаками не захотел сдержать себя и был 22 июля 1611 года убит разъярённой толпой. Его единомышленники, объятые ужасом, покинули подмосковный стан.

Под Москвой остались лишь тушинцы. По родовитости среди них первое место принадлежало князю Трубецкому, но фактически главная роль попала в руки Заруцкого. Он вместе с Трубецким присвоил себе доходы с богатой Важской волости. Вместе с Трубецким «боярин» Заруцкий рассылал грамоты по городам, зовя рати на очищение столицы государства от поляков. Влиятельная Троице-Сергиева лавра под давлением Заруцкого составляла воззвания, приглашавшие уездных людей на соединение с подмосковными «боярами и воеводами».

Пользуясь близостью к вдове Лжедмитрия, Марине Мнишек, он задумал провозгласить царём маленького сына «царя Димитрия Ивановича». При таком обороте дел Заруцкий упрочил бы своё положение, став на долгое время фактическим правителем государства. Однако даже в подмосковном стане затея Заруцкого встречена была без особого энтузиазма. В особенности же встревожила она патриарха Гермогена. Патриарх поспешил обратиться к земским людям с пламенным увещанием «отнюдь на царство проклятого паньина Маринкина сына не хотети». Не поддержали эту идею и вожди нового нижегородского ополчения, Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский.

Тогда Заруцкий попытался найти другой способ удержаться у власти. Сначала, правильно оценив важное стратегическое и политическое значение Ярославля, тушинский «боярин» пытался овладеть этим городом. Потерпев неудачу в своём замысле, Заруцкий 2 марта 1612 года присягнул третьему Лжедимитрию, который ещё в декабре 1611 года прислал в подмосковные таборы своё посольство. Однако земское движение, направленное и против поляков и против казаков, всё более крепло в стране. Оно располагало большими материальными средствами и внушительной военной силой. Передовые отряды земского ополчения постепенно захватывали подступы к Москве, оттесняя и разбивая казаков, многие из которых, привлекаемые щедрым жалованьем, переходили под знамёна Пожарского. Тогда Заруцкий отправил в Ярославль просьбу о помощи против поляков и лицемерно выражал раскаянье в том, что присягал Лжедимитрию III. Но Пожарский ему не поверил. После этого Заруцкий и ближайшие его приверженцы отправили своих агентов в Ярославль. Те организовали, но неудач но, покушение на князя Пожарского: подосланные убийцы были схвачены и раскрыли все обстоятельства заговора. Пожарский простил второстепенных участников заговора и отправил их в подмосковные таборы изобличить своих подстрекателей. В таборах поднялось большое волнение, которое ещё более усилилось, когда обнаружилась новая интрига Заруцкого. Он вступил в переговоры с гетманом Яном Ходкевичем, шедшим на выручку сидевших в Москве поляков.

Заруцкий увидел, что положение его в лагере под Москвой сильно поколебалось. При этом к столице приближалось Второе ополчение. Тогда в августе 1612 года казацкий «боярин и воевода» с оставшейся ему верной значительной частью казаков («мало не с половиной войска») ушёл в Коломну, взяв с собой Марину Мнишек и её сына, который вполне мог быть использован как номинальный претендент на русский престол.

Из Коломны движение Заруцкого вскоре распространилось на Рязанщину. С 11 декабря 1612 г. резиденцией атамана был рязанский город Михайлов.

Заруцкий не принял решение февральского Земского собора 1613 года, на котором на царство был призван Михаил Фёдорович. Заруцкий, обладая влиянием на вдову бывшего правителя Лжедмитрия Марину Мнишек, лелеял надежду возглавить государство при альтернативном кандидате. Новая власть объявила Заруцкого врагом государства, на что он ответил разорением городов Епифань, Дедилов, Крапивна на территории Тульской области.

Для борьбы с казаками Заруцкого в Москве было сформировано войско под командованием воеводы Ивана Одоевского. Сподвижники Заруцкого начали колебаться. Ряд городов, которых ранее контролировал Заруцкий, присягнули избранному царю Михаилу.

Атаман отступил к Воронежу. Здесь его настиг Одоевский и бился с ним два дня. После этого сражения Заруцкий переправился через Дон и к концу 1613 года достиг Астрахани. Заруцкий не терял присутствия духа. Есть известие, что он в это время обвенчался с Мариной Мнишек.

Возможность соединения Заруцкого с волжскими казаками пугала правительство. На Дон и на Волгу летели увещания от царя, духовенства и собора всяких чинов людей; волжским казакам царь отправил даже дары. Отправлены была грамоты от царя и собора и к самому Заруцкому, с обещанием полного помилования. Между тем, помимо Астрахани, Терский городок также стал на сторону Заруцкого. В то же время бывший атаман не терял надежды снова поднять вольное казачество, посылал «прелестные» грамоты на Дон, но не имел успеха. Получив государево «многое жалованье», донцы объявили, что они не начнут нового «воровства». Впрочем, среди этих казаков нашлось около 500-600 человек, которые прельстились затеваемым Заруцким походом на Самару и Казань и «добычей зипунов» во время этого предприятия.

Весной 1614 года Заруцкий принуждён был запереться в Астраханском кремле. К Астрахани из Москвы шли боярин Иван Одоевский, окольничий Семён Головин и дьяк Василий Июдин. Заруцкий не стал дожидаться высланной против него московской рати. Он испугался появления под Астраханью «казанца Василья Хохлова с ратными людьми», которых выслал против Заруцкого терский воевода П. В. Головин. Силы Заруцкого быстро таяли, и он в мае 1614 года с Мариной Мнишек и её сыном бежал на Яик, где и укрылся на Медвежьем острове, но был там после боя захвачен стрелецким головой Гордеем Пальчиковым и головой Севастьяном Онучиным, которые были отправлены Одоевским. 6 июля 1614 года Заруцкий был привезён в Астрахань, а оттуда вместе с Мариной Мнишек и её сыном был отправлен в Москву. «На Москве же тово Заруцково посадиша на кол, а Ворёнка повесиша, а Марина умре на Москве» (в тюрьме в 1614-м году).

По материалам Википедии

В начало

Князь Иван Михайлович Катырёв-Ростовский — русский государственный деятель, последний представитель княжеского рода Катырёвых-Ростовских, зять царя Михаила Фёдоровича. Единственный сын князя Михаила Петровича Катырёва-Ростовского .

Первые сведения о Иване Катырёве относятся к 1598 году, когда он вместе с отцом подписался на избирательной грамоте царя Бориса Фёдоровича Годунова. При его дворе назначен стольником.

В 1608 году был в числе участников свадебного поезда царя Василия Шуйского, женившегося на его родственнице княжне Марии Буйносовой-Ростовской. В тот же год участвовал в боевых действиях против Лжедмитрия II. Был при этом заподозрен в измене, подвергнут пыткам и сослан воеводой в Тобольск.

В 1612 году боярским правительством вызван в Москву. Принимал участие в выборах нового русского царя Михаила Романова, на сестре которого Татьяне Фёдоровне он был женат первым браком.

В правление царя Михаила Иван Катырёв-Ростовский участвовал в войнах с татарами (1614-1615, 1619, 1625) и поляками (1618), занимал должность большого воеводы первого полка.

В 1624 году участвовал в первой свадьбе царя с Марией Долгоруковой.

В 1630-1632 годах начальник Владимирского судного приказа, а затем назначен воеводой в Великий Новгород, где был до 1635 года. В этот период он познакомился с игуменом Нило-Столобенского монастыря Нектарием и содействовал его возведению в архиепископы Сибирские и Тобольские.

Скончался в ноябре 1641 года в Москве, где числился в числе московских дворян (1627-1640), занимая в их перечнях первое место.

Авторству Ивана Катырёва-Ростовского приписывают так называемую «Летописную книгу» (изложение событий от царствования Ивана Грозного до избрания Михаила Федоровича), которая является наиболее последовательным изложением истории Смутного времени. Высказываются предположения, что Летописная книга могла быть написана С. И. Шаховским, С. И. Кубасовым или И. А. Хворостининым, а князь Катырёв-Ростовский только участвовал в её редактировании, внеся свои дополнения и стихи (например, похвала его отцу М. П. Катыреву-Ростовскому).

От брака с сестрой царя Михаила Фёдоровича Татьяной князь Иван Михайлович не оставил после себя мужского потомства и с ним род Катыревых-Ростовских угас. Его единственная дочь, Софья, вышла за князя Ф. Н. Одоевского.

В начало

Ляпунов Прокопий Петрович - русский политический и военный деятель эпохи Смутного времени; думный дворянин (наиболее вероятно, с октября 1607 года).

В боярском списке 1602-1603 годов выборный дворянин по Переяславлю-Рязанскому со 2-м по величине поместным окладом. В 1602-1603 годах в Царёве-Борисове, скорее всего, в качестве головы. Зимой 1605 года в составе служилой корпорации рязанских детей боярских в правительственных силах, действовавших против отрядов Лжедмитрия I. По более поздним свидетельствам современников, в начале мая 1605 года её лидер во время событий под Кромами, когда рязанцы первыми отказались присягать Фёдору Борисовичу и целовали крест «царю Дмитрию Ивановичу» (Лжедмитрию I).

В сентябре 1606 года, после начала восстания Болотникова 1606-1607 годов, при подходе отрядов И. Пашкова к Переяславлю-Рязанскому, Ляпунов на общем совете служилых людей, в т. ч. детей боярских южных уездов, избран одним из предводителей повстанческого войска. Наверняка участвовал в разработке плана военной кампании восставших (поход на Москву через Коломну), их главная политическая цель - свержение «незаконного царя» Василия Ивановича Шуйского, возможно, полагая, как и многие другие повстанцы, что Лжедмитрий I спасся во время майских событий 1606 года и оказался в Путивле.

Участвовал в победном для повстанцев сражении под селом Троицкое 25.10(04.11).1606 года. Преобладание радикального крыла повстанцев во главе с И. И. Болотниковым в их лагере под Москвой, конфликты с казаками подтолкнули Ляпунова к переходу на сторону царя Василия Шуйского 15(25).11.1606 года. В сражении с силами Болотникова у села Нижние Котлы близ Москвы [02(12).12.1606 года] Ляпунов - воевода рязанских отрядов в составе правительственной армии.

С декабря 1606 года регулярно получал воеводские назначения. Сразу после сражения у села Малые Котлы направлен формально 2-м воеводой во главе рязанских дворян с артиллерией для подавления повстанческого движения в Рязанском крае. Его отряд взял Зарайск, а Переяславль-Рязанский «добил челом» Василию Шуйскому благодаря действиям Ляпунова (в январе был награждён «золотым», а в марте вместе с сыном Владимиром получил в поместье большое дворцовое село Исады).

В мае 1607 года направлен в Каширу (формально 3-м воеводой) во главе рязанских отрядов (около 1 тысячи человек), которые определили решающий успех в сражении 05(15).06.1607 года с повстанческой ратью князя А. А. Телятевского на реке Восьма.

Затем Ляпунов участвовал в походе правительственной армии во главе с царём к Туле и в её осаде, в октябре 1607 года успешно действовал против повстанцев в районе Епифани, Крапивны и Гремячего. В похвальной грамоте (ноябрь 1607 года) царь писал: «…а службы твоей и дородства и разуму нам и всему Московскому государству нет числа…», сопроводив её щедрыми наградами и денежной выплатой.

К концу 1607 года в Переяславле-Рязанском фактически полностью утвердилась власть Ляпунова, хотя в отдельные месяцы 1607-1609 годов туда из Москвы присылали воевод (ратных и городовых). Переяславль-Рязанский из дворцовых житниц в немалой мере покрывал потребности в зерне блокированной и временами голодающей столицы (особенно в конце зимы - осенью 1609 года).

В феврале - марте 1608 года успешно действовал против антиправительственных сил под Пронском, где был ранен. Тогда же в боях против отрядов А. И. Лисовского удержал контроль над большей частью Рязанщины, а летом 1608 года восстановил власть царя в ряде отпавших городов.

Позднее Ляпунов подавлял крестьянские выступления в приокских сёлах, грозивших прервать связи Рязанщины с Москвой (в конце лета - осенью 1609 года); оказывал военную помощь правительственным силам в Коломне против тушинских отрядов, главным образом с целью сохранить речной путь в столицу (в июле 1608 года и в апреле 1609 года - в целом безрезультатно, в июле 1609 года - весьма эффективно); осенью 1609 года восстановил полный контроль над пограничными рязанскими крепостями (Михайлов, Пронск, Ряжск и др.).

В 1608-1610 годах через Ляпунова осуществлялись контакты московского правительства с Крымским ханством и ногаями (уже в 1607 году по собственной инициативе уговаривал касимовского царя Ураз-Мухаммеда ибн Ондана перейти на сторону Василия Шуйского).

Несмотря на получение думного чина, остался в Переяславле-Рязанском. К концу 1607 года одержал победу над др. претендентами на роль регионального лидера: одних выжил из Переяславля-Рязанского, других, по поздним сообщениям, разорил или даже уничтожил физически. Ляпунов уделял большое внимание материальным и социальным запросам рязанских помещиков. Стремился упорядочить функционирование поместной системы; облегчить налогообложение и тяжесть повинностей (главным образом военно-инженерных, транспортных и т. п.) для помещичьих крестьян, переложив их на тяглое городское население, а также на крестьян церковных корпораций. При планировании военной службы рязанских дворян учитывал их настроения.

К ноябрю 1609 года Ляпунов оказался в оппозиции к царю Василию Шуйскому, политическое будущее страны Ляпунов связывал с князем М. В. Скопиным-Шуйским, а после его отравления с ведома царя участвовал в организации свержения Василия Шуйского в июле 1610 года.

В конце августа - начале октября Ляпунов оставался верным правительству «Семибоярщины» в Москве, привёл к присяге на имя королевича Владислава (будущего польского короля Владислава IV) как русского царя Переяславль-Рязанский, Пронск и др. Однако двуличная политика польского короля Сигизмунда III, действия его ставленников и «Семибоярщины» в Москве, убийство Лжедмитрия II в Калуге 11(21).12.1610 года побудили Ляпунова к радикальной смене позиции, чему способствовали «призывные» грамоты патриарха Гермогена (Ляпунов стал одним из первых их адресатов). В конце года Ляпунов обратился к боярам в Москве с настоятельным запросом о дате прибытия в Русское государство Владислава, подчёркивая, что он и дворянская корпорация Рязанщины присягали королевичу, а не его отцу, но не получил чёткого ответа.

В результате Ляпунов в 1-й половине января 1611 года окончательно вышел из подчинения московских властей и выступил в роли общенационального лидера, став организатором Первого ополчения 1611 года. Начал переговоры с региональными и локальными центрами (Нижний Новгород, Владимир, Муром, ряд поволжских и заокских городов), с предводителями бывшего Тушинского лагеря (князем Д. Т. Трубецким в Калуге, И. М. Заруцким в Туле), рассылал послания в адрес вольных казаков, обещал им жалованье и служилый статус за участие в походе на Москву. Установил связи с войском Я. П. Сапеги. Главным образом благодаря усилиям Ляпунова к концу января - началу февраля 1611 года были сформулированы цели кампании («очищение» Москвы, а затем и всех русских территорий от войск Речи Посполитой; восстановление прежних институтов управления и сословных структур).

В Ляпунов определил и принципы организации кампании: освобождение становилось делом «всей земли», под которой понимались объединённые силы «воинских людей» любого сословного статуса (от чинов Государева двора до вольных казаков) из наибольшего числа регионов. Предполагалось параллельное движение к Москве отрядов южных, поокских и поволжских уездов - из Серпухова и Коломны.

Ляпунов выступил из Коломны с войском, артиллерией и обозом 03(13).03.1611 года; вокруг него формировалось Земское правительство («Совет всей земли»). Уже с начала марта Ляпунов выдавал все распорядительные грамоты по земельному обеспечению дворян за своей печатью, от имени Земского правительства и от своего имени. В его войско входили дворяне и воинские люди Переяславль-Рязанского, Венёвского, Пронского, Шацкого и др. уездов. 19(29).03.1611 года вспыхнуло стихийное восстание москвичей, которые связывали надежды на освобождение столицы именно с Ляпуновым. Однако его небольшой авангард приблизился к Симонову монастырю на 2-й день восстания, когда город уже горел, к тому же он был отброшен польско-литовскими войсками, подошедшими из Можайска. В апреле - мае 1611 года распоряжения Земского правительства по текущему управлению б. ч. страны шли от имени одного Ляпунова, а не позднее 22.05(01.06) - уже от имени трёх лиц, возглавивших Первое ополчение (Ляпунов, князь Д. Т. Трубецкой, И. М. Заруцкий).

Ляпунов сыграл ведущую роль в организации военных действий Первого ополчения в апреле - мае 1611 года и в управлении страной, стал главным инициатором принятия «Приговора всей земли» от 30.06(10.07).1611 года (вероятно, вносил в него правку). В нём утверждалось верховенство института сословного представительства над исполнительной (воеводской) властью: так, предводители ополчения, обладая широкими административно-судебными прерогативами, не имели права казнить и ссылать без решения Земского правительства; их избирали и в случае неудовлетворительной работы могли отстранить от должности и т. п. Как лидер русского служилого дворянства, Ляпунов добился закрепления в «Приговоре…» положений о детальном регулировании поместного и выслуженного вотчинного землевладения (статьи по этому вопросу заняли более 2/3 всего текста), а также централизации учреждений государственного управления и финансов (отменялись приказы и аналогичные учреждения в отдельных полках ополчения, запрещалось, главным образом казакам, самосто ятельно обеспечивать себя продуктами, фуражом; предусматривались суровые наказания за разбой и грабежи с восстановлением приказов с соответствующими функциями - Разбойного и Земского).

Последовательные действия Ляпунова по пресечению самовольного отъезда казаков из лагеря, их реквизиций и насилий, столкновения между дворянами и казаками на этой почве привели к открытому конфликту. Казаки трижды вызывали Ляпунова на Войсковой казачий круг для разбора своих претензий. В последнем случае они дали гарантии его личной безопасности (Трубецкой и Заруцкий на круг не явились); на кругу была зачитана фальшивая грамота якобы с подписью Ляпунова в адрес командования польско-литовского гарнизона в Москве, ему были предъявлены обвинения в измене и в намерении «побивать казаков по городам». Ляпунов отрицал эти обвинения, но был зарублен казаками. Его смерть привела к массовому отъезду из Первого ополчения дворян и детей боярских, резкому ослаблению его военного потенциала. Останки Ляпунова были захоронены в 1612/1613 году его сыном В. П. Ляпуновым в Троице-Сергиевом монастыре.

Большая Российская Энциклопедия

В начало

Кузьма Минин (Захарьев-Сухорук, Кузьма Минич; согласно Никоновской летописи — Козьма Минич Минин Сухорук, согласно многим беллетристам — Козьма Минич Захарьев Сухорукий; вторая половина XVI века — 21 мая 1616) — организатор и один из руководителей Земского ополчения 1611—1612 в период борьбы русского народа против польско-литовской и шведской интервенций, русский национальный герой.

Родился между 1562 и 1568 годом в небольшом волжском городе Балахны, в семье солепромышленника. О его ранних годах сведений не сохранилось, но известно, что вскоре семья переехала в Нижний Новгород, где уже сам Кузьма стал посадским человеком, торговал мясом и рыбой.

В эпоху смуты при царе Василии Шуйском в 1608-1610 годах, Минин, как и другие посадские, принимал участие (в составе первого нижегородского ополчения) в походах против врагов – польско-литовских отрядов. Более подробные сведения о жизни и деятельности Минина известны с осени 1611 года, когда он был избран земским старостой и возглавил движение по организации народного ополчения и сбор средств для него. По преданию, он даже отдал треть своего имущества на эти цели и своим примером призывал горожан к пожертвованиям.

Помимо сбора денежных средств в его обязанности также входили выдача жалования ратникам и обеспечение хозяйственной части. Очень скоро Кузьма из простого торговца превратился в первого человека в городе, с каждым днем росло его влияние. Согласно источником, его считали человеком «с крепкой волей, крутого нрава, пользовавшимся всеми средствами для достижения цели». По совету же Минина военное руководство ополчением передали князю Дмитрию Пожарскому, а сам он заведовал казной, снабжением и вооружением ополчения.

К зиме 1611-1612 годов в Ярославле под началом Минина и Пожарского оформился «Совет всея земли», который выполнял функции правительства, а также рассылал распоряжения в другие города и уезды. Причем Кузьма был неграмотным (подпись за него на документах ставил Пожарский), но это не мешало ему быть отличным организатором и хорошо разбираться в вопросах финансов, назначении воевод, рассмотрении жалобы и пр. Вскоре к нижегородцам примкнули и другие города, и уже в начале апреля 1612 года в Ярославле стояло солидное ополчение.

Во главе с Пожарским и Мининым оно двинулось к Москве. В боях за столицу в августе 1612 года Кузьма проявил большую активность и воинскую доблесть. Он возглавил отряд, который внезапным ударом по флангу войск гетмана Ходкевича сыграл важную роль в достижении общего перелома в ходе сражения. В октябре Москва была окончательно очищена от поляков.

После окончания военных действий во главе земского правительства стоял триумвират – Минин, Пожарский и князь Трубецкой, где Кузьма занимался финансово- хозяйственными вопросами, также он участвовал в Земском соборе 1613 года, призвавшего царствовать династию Романовых. И на другой день после венчания на царство Михаил Федорович пожаловал Минину чин думного дворянина, введя его в состав Боярской думы, и вотчину в Нижегородской губернии.

Заседая с тех пор постоянно в думе и живя в царском дворце, Минин ведал сбором налога – «пятинных денег» с купцов, а также пользовался большим доверием царя – он участвовал в управлении государством, если царь выезжал из столицы, и получал важнейшие «посылки».

Зимой 1615 года в Поволжье произошло восстание татар и черемисов, после подавления которого в Казань был отправлен Минин для выяснения причин недовольства и сыска зачинщиков. На обратном пути из Казани 21 мая 1616 года Кузьма Минин скончался, не успев добраться до Москвы.

Изначально он был похоронен в Нижегородском кремле, а потом его прах несколько раз перезахоронялся и с 1962 года находится в Михайло-Архангельском соборе.

Самый известный памятник Минину и Пожарскому установлен на Красной площади в Москве (скульптор И.П. Мартос), также памятники Минину есть и в других городах России. Его образ запечатлели художники 19 века А.Кившенко и М.Скотти. В 1939 году режиссерами В.Пудовкиным и М.Доллером снят фильм «Минин и Пожарский»

В начало

Молчанов Михаил Андреевич (ум. 1611?) — русский дворянин, политический авантюрист времён Смуты, цареубийца, самозванец. Короткое время выдавал себя за чудом спасшегося во время восстания 1606 года царя Дмитрия, т. е. Лжедмитрия I.

Происхождение достоверно не установлено. Родоначальником дворян Молчановых считается Иван Фёдорович Молчан Ошанин, упоминаемый под 1570 годом.

Михаил Молчанов служил при дворе царя Бориса Годунова. С 1601 стольник, в кормленной книге 1604 года упоминается с минимальным годовым окладом — 5 рублей.

Сохранилась челобитная Молчанова царю Борису от 7113 года (1 сентября 1604 -31 августа 1605). Здесь он сообщает, что во время проводившегося им сыска о незаконном получении кабацкими старостами вина из государевых кабаков у него произошла ссора с дьяком Алексеем Карповым, который обозвал Молчанова «вором», то есть изменником. Сам Молчанов так пересказывает царю слова дьяка: «два-де вас, воры ведомые, во всём твоём Московском государстве (и другого вора имянем не сказал); да и тот-де тебе не пособит, на кого-де ты и надеешься». Чем закончилось разбирательство по этому делу — неизвестно.

Челобитная Молчанова показывает, что он был довольно заметным лицом при Годунове, но уже тогда имел сомнительную репутацию и подозрительные связи. Высказывалось предположение, что под «другим вором» дьяк Карпов подразумевал Лжедмитрия (который, как известно, перешел границу Московского государства в октябре 1604 года).

После смерти Бориса Годунова Молчанов быстро доказал, что дьяк Карпов на его счёт отнюдь не заблуждался. Молчанов принял участие в убийстве сына и вдовы Бориса Годунова, а затем втёрся в доверие к самозванцу и стал одним из его приближенных. По свидетельству Исаака Массы,Лжедмитрий I и Молчанов предавались грубому разврату. По приказу самозванца во дворец каждую ночь приводили понравившихся ему женщин, насильно захваченных на улицах, невзирая ни на замужество, ни на монашеский сан.

В мае 1606 года после убийства Лжедмитрия I Молчанов был бит кнутом, но вскоре сумел бежать из Москвы — сперва в Путивль, где вёл агитацию против нового царя Василия Шуйского, а затем в Речь Посполитую, где в Самборе он стал выдавать себя за царя Дмитрия, будто спасшегося во время восстания мая 1606 года. В распоряжении Молчанова оказались не только похищенные им царские регалии. Он также украл из дворца золотую печать, которая в то время заменяла царскую подпись и вскоре грамоты «чудесно спасшегося Дмитрия» хлынули на Россию потоком.

Летом 1606 года польский пристав говорил пересекшим границу послам царя Василия Шуйского: «государь ваш Дмитрей, которого вы сказываете убитого, жив и теперь в Сендомире у воеводины жены» (то есть у жены Юрия Мнишка, воеводы Сандомирского, который сам в то время находился в русском плену). Глава посольства, князь Григорий Волконский, отвечал приставу, что объявивший себя царём Дмитрием — самозванец, и скорее всего «Михалко Молчанов», а в качестве проверки предложил осмотреть спину претендента, где должны были быть следы кнута.

По просьбе русских послов польский пристав дал словесный портрет претендента на роль царя Дмитрия: «возрастом не мал, рожеем смугол, нос немного покляп [горбатый], брови черны, не малы, нависли, глаза невелики, волосы на голове черны курчевавы, ото лба вверх взглаживает, ус чорн, а бороду стрижет, на щеке бородавка с волосы; по полски говорить и грамоте полской горазд, и по латыне говорити умеет». Русские послы объявили, что Молчанов именно таков лицом, а «прежний вор расстрига» был лицом не смугл и волосом рус.

Вскоре в Самборе произошла встреча Молчанова с человеком, сыгравшим впоследствии огромную роль в событиях Смуты. Это был Иван Болотников, пробиравшийся после турецкого плена на родину. Молчанов изобразил перед ним царя, пожаловал страннику 30 дукатов, саблю, бурку и письмо, по которому поручил ему командование войсками против Шуйского. Однако в последовавшем восстании Болотникова Молчанов никакого участия не принимал.

В начале 1609 года Молчанов появился в Москве, где пытался организовать заговор против царя Василия Шуйского. После провала попытки мятежа (25 февраля 1609 года) бежал в Тушино к Лжедмитрию II, который возвел Молчанова в чин окольничьего. Молчанов играл видную роль в тушинском стане.

После бегства Лжедмитрия II в Калугу (январь 1610) Молчанов вместе с другими тушинцами прибыл под Смоленск к польскому королю Сигизмунду III просить его сына королевича Владислава на русский престол.

При семибоярщине Молчанов был признан окольничьим и пожалован грамотами на земли, был доверенным лицом Сигизмунда III в Москве. В польской оккупационной администрации Москвы Молчанов получил должность управляющего ранее не существовавшим Панским приказом. Судя по его названию, он занимался вопросами, связанными с пребыванием поляков в Московском государстве. Назначение было вполне логичным, ибо Молчанов, как известно, свободно говорил и писал как по-польски, так и на латыни.

В октябре 1610 года Молчанов привёз из Москвы Сигизмунду III договорные грамоты о Владиславе.

Дальнейшая судьба его неизвестна. Предполагается, что он был убит на Страстной неделе 1611 года во время восстания москвичей против поляков.

В начало

Авраамий Палицын (в мире Аверкий Иванович) – келарь Троице-Сергиева монастыря, автор «Сказания об осаде Троицкого монастыря поляками». Родился в середине XVI века в селе Протасьеве, близ Ростова, умер 13 сентября 1627 г. Авраамий происходил из древнего дворянского рода Палицыных, вышедших в 1373 г. из Литвы. В молодости он не получил правильного образования («училища николиже видех»), но позже, уже иноком, восполнил недостаток образования усердным чтением книг разнообразного содержания, хранившихся в библиотеках Соловецкого и Троицкого монастырей; современники (Арсений Глухой) отзывались о нем, как о человеке, очень образованном.

Поступив на царскую службу, Палицын подвергся в 1588 г. опале, причём имение его было отобрано в казну. Можно думать, что опала Авраамия стояла в связи с опалою в 1587 г. Шуйских от Бориса Годунова, но достоверные подробности неизвестны.

Сосланный в Соловецкий монастырь, он жил в нем «на своем обещании» и, по-видимому, принял постриг добровольно. Последнее обезоруживало Палицына, как политического противника Годунова, и в 1594 г. Авраамий, вместе с другими соловецкими иноками, был переведен в Троице-Сергиев монастырь. Это было знаком особого благоволения к опальному и показывало, что Годунов примирился с ним. На перевод Авраамия повлияло еще и то обстоятельство, что Борис хотел пополнить Сергиеву обитель иноками строгой монашеской жизни, чтобы восстановить прежнее благочестие, на исчезновение которого жаловался еще Иван Грозный: значит, Авраамий уже успел заявить себя с этой стороны.

В 1600 г. с Палицына была окончательно снята опала и не вполне законно, как монаху, возвращена часть конфискованного имения. В следующем году он был послан с поручением в Богородицкий Свияжский монастырь (позже – в Казанской губернии), зависевший от Троицкой Лавры. Здесь он является уже «старцем», т. е. старшим из монастырских братий.

Около 1608 г. Авраамий возвращается в лавру и занимает ответственную и важную в то время должность келаря, которая сосредоточивала в себе все нити вотчинно-монастырского управления; келарь же был непосредственным помощником архимандрита. Есть основание думать, что назначение способного и деятельного Палицына на эту должность не обошлось без непосредственного влияния Василия Шуйского, с воцарением которого начал возвышаться и пользоваться царскими милостями Авраамий.

Сделавшись келарем лавры и придя в силу этого в соприкосновение со многими представителями гражданской власти и даже непосредственно с царем, которому лавра была специально подчинена, Авраамий естественно должен был выступить из числа обыкновенных монахов и занять место в рядах представителей духовенства. Начавшаяся вслед за тем Смута и особенно осада лавры поляками выдвинули Авраамия на арену политической деятельности, где он проявил свои замечательные административные способности и связал свое имя с одной из достопамятнейших страниц русской истории.

Для удобства управления обширными монастырскими вотчинами Авраамий Палицын жил в Москве и, когда началась осада лавры Сапегой, выступил ходатаем за осажденных иноков пред царем, который медлил помощью и долгое время верил официальным донесениям, что в монастыре все обстоит благополучно. В то же время, зорко следя за тем, что делалось в обители, и получив известие, что там началась эпидемия и замышляется измена, Авраамий пишет инокам грамоту, чтобы они «помнили крестное целование, стояли бы против иноверных крепко и непоколебимо, жили бы неоплошно, береглися бы накрепко от литовских людей».

Палицын распространил сферу своего влияния на патриарха Гермогена и бояр и не раз, как это было в вопросе о продаже монастырского хлеба, когда Тушинский самозванец отрезал подвоз припасов, приходил Шуйскому на помощь своим авторитетом духовного сановника и являлся ближайшим советником царя.

В 1610 г. по низложении Шуйского с престола и избрании королевича Владислава, Авраамий Палицын в числе «мужей духовных и грамотей досужих, которые умели говорить с латинцами о православной христианской вере», был отправлен с посольством к Сигизмунду под Смоленск, присягнул здесь королю и, «откупяся», по выражению хронографа, богатыми дарами, быв обласкан Сапегой и получив жалованные грамоты для Троицкого монастыря, отправился обратно в Москву, в качестве «богомольца» польского короля. Историки склонны смотреть на этот поступок Палицына, как на измену «земскому» делу, хотя и смягчаемую обстоятельствами Смутного времени, но несомненно, что Палицын не был сторонником Сигизмунда и по возвращении примкнул к Дионисиевой, т. е. антипольской партии.

Вся последующая деятельность Авраамия всецело посвящена ревностному служению национальным интересам. В 1611 г., когда Москва была сожжена поляками, Авраамий Палицын является деятельным сотрудником архимандрита Дионисия в организации первой помощи пострадавшей столице, в составлении и рассылке знаменитых грамот во все русские города с мольбой о помощи и описанием «многоплачевного, конечного разорения Московского государства». О том, какое значение имели эти грамоты, можно судить по примеру Минина в Нижнем. Князь Пожарский, ставший во главе освободительного ополчения, должен был сообразовать свои действия и даже подчиняться авторитетному голосу Авраамия, лучше сознававшего положение дел, и по его же отзыву – любы казались ему советы старца. Когда в решительной битве, в самой Москве, казаки рассорились с ополчением и уклонились от боя и тем едва не погубили все дело освобождения Москвы, Палицын неожиданно явился к казакам, одушевил их пламенной речью и с криками «Сергиев, Сергиев!» повел в сражение и выиграл битву.

Роль примирителя между враждовавшими вождями и отрядами Палицыну приходилось брать на себя часто. «И в то время архимандрита Дионисия и келаря Авраамия много болезнования было», пишет Симон Азарьев («Книга о чудесах преподобного Сергия», по списку XVII века), «едва бояр приведоша во смирение и дворянское войско с казаческим в согласие, призывая их к себе из обеих полков и по вся дни многи сотницы кормяше и питием всяко утешающе». Такую же примирительную роль между партиями должен быть играть Авраамий Палицын и после изгнания поляков, когда возник вопрос об избрании царя.

Земский собор, желавший, чтобы «обрали царем Михаила», видел в Палицыне сторонника этой идеи, и он, действительно, занял выдающееся положение в посольстве, отправленном в Кострому бить челом новому царю и инокине Марфе.

В 1618 г. Авраамию пришлось еще раз отбить Владислава от стен лавры.

В 1620 г. Палицын отправился на покой в Соловки; некоторые полагают – был сослан вернувшимся из плена патриархом Филаретом, который не мог забыть ему «измены», но вероятнее всё же, что он отбыл в монастырь по собственному желанию: на покой. В 1872 г. случайно нашли его могилу.

В начало

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский — русский национальный герой, военный и политический деятель, глава Второго народного ополчения, освободившего Москву от польско-литовских оккупантов.

Дмитрий Михайлович родился в 1577 или 1578 году, и о детстве и молодости его почти ничего не известно. Он принадлежал к роду, не относившемуся к числу особенно знатных и богатых, но и не захудалому. Пожарские были Рюриковичами, происходили из древнего семейства Стародубских князей. Более того, они являлись старшей ветвью Стародубского княжеского дома; правда, сам Дмитрий Михайлович происходил от одного из младших колен. Он носил родовое прозвище «Немой», унаследовав его от деда, Федора Ивановича. Это прозвище князь Дмитрий передаст и своим сыновьям, Петру и Ивану. Как видно, в этой отрасли разветвленного семейства ценили молчунов…

В XVI веке род Пожарских пришел в упадок, потерял старинные вотчины. В те времена показателем высокого положения любого аристократического рода были назначения его представителей воеводами в полки и крепости, наместниками в города, пребывание на лучших придворных должностях, а также в Боярской думе. Для того, чтобы попасть в Думу, требовалось получить от государя чин думного дворянина, окольничего или боярина. На протяжении XVI столетия десятки аристократических родов добивались «думных» чинов, сотни — воеводских. Но у Пожарских ничего этого не было. Их назначали на службы более низкого уровня — не воевод, а «голов» (средний офицерский чин), не наместников, а городничих (тоже рангом пониже). Если переводить служебные достижения родни Дмитрия Михайловича в современные термины, то получится, что семейство его давало России военачальников уровня комбата. Многие из них в разное время погиб¬ли за Отечество. Не вышли они ни в бояре, ни в окольничие, ни даже в думные дворяне, несмотря на знатность. И когда кого- то из них судьба поднимала на чуть более высокую ступень — например, на наместническую, то он гордился такой службою, хотя она могла проходить где-нибудь на дальней окраине державы.

Как и все дворяне, или, словами того времени, «служилые люди по отечеству», Дмитрий Михайлович с молодости и до самой смерти обязан был служить великому государю Московскому. Начал службу он с небольших чинов.

В Смутное время князь Дмитрий Михайлович вступил с полученным при Борисе Годунове чином стряпчего или, возможно, стольника, уступавшим по значимости боярину и окольничему. Если грубо перевести на язык современных воинских званий, стольник представлял собой нечто среднее между полковником и генерал-майором. Карьера по тем временам хорошая, лучше, чем у большинства предков, но без особенного блеска. Ни в Боярской думе, ни в воеводах он не бывал, наместничества не получал.

Зато в смутные годы он стал одной из самых заметных фигур Московского государства. При Василии Шуйском (1606—1610 годы) Пожарский наконец-то выбился на воеводскую должность. По современным понятиям — вышел в генералы. Он активно вел боевые действия, защищая столицу от польско-литовских шаек и русских бунтовщиков. Под Коломной (1608) Дмитрий Михайлович осуществил в ночное время стремительное нападение на лагерь вражеского войска. Противник разбежался, в панике бросив армейскую казну. Дмитрий Михайлович показал себя опытным и решительным военачальником, он заработал повышение по службе честным воинским трудом.

Именно тогда, в разгар Смуты, самым очевидным образом проявилось воинское дарование Пожарского. Начав с коломенского успеха, проследим основные факты в его боевой карьере.

Годом позже князь разбил в жестоком сражении отряд мятежника Салькова. Замечательный дореволюционный историк Иван Егорович Забелин сообщает, что Пожарский за заслуги перед престолом награжден был новыми землями, а в жалованной грамоте, среди прочего, говорилось: «…против врагов стоял крепко и мужественно и многую службу и дородство показал, голод и во всем оскуденье… терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо, безо всякия шатости…»

В 1610 году, будучи на воеводстве в Зарайске, Дмитрий Михайлович дал отпор буйной толпе изменников, желавших сдать город Лжедмитрию II. Запершись в мощном каменном кремле и не пустив туда стихию измены, Пожарский выстоял, а потом принудил бунтовщиков к покорности.

Русская служилая аристократия, решив править страной самостоятельно, отдала царя Василия Шуйского полякам, а затем и самих интервентов пригласила в Москву. Это было страшное, нестерпимое унижение для России. В южные города на помощь новой власти призваны были украинские казаки. Против них поднялись Пожарский и знатный рязанец Прокопий Ляпунов. Вместе они очистили Рязанщину от казаков и устремились к столице.

Пожарский поспел туда первым.

В марте 1611 года в Москве разразилось восстание: москвичи не могли стерпеть насилия, грабежей и оскорблений со стороны польского гарнизона. Бой за великий город отличался необыкновенным ожесточением: поляки штурмовали русские баррикады, а их защитники расстреливали толпы интервентов из ружей и пушек. Неся огромные потери, поляки решили зажечь Москву, лишь бы не потерять ее. Страшный пожар уничтожил большую часть российской столицы. Последним оплотом сопротивления стал острожек (деревянное укрепление), выстроенный по приказу Пожарского близ церкви Введения Богородицы на Сретенке. Поляки не могли ни взять острожек, ни устроить вокруг него пожар: бойцы Пожарского метко отстреливались и контратаковали. Но под конец их командир пал едва живой «от великих ран», тогда и дело всего восстания рухнуло.

Вскоре к Москве прибыли полки Первого земского ополчения, собравшиеся из разных городов Московского государства. Год с лишним они простояли на развалинах столицы, сражаясь с оккупантами. Дмитрий Михайлович не мог участвовать в этой борьбе: ему не позволили тяжелые ранения.

Осень 1611 года была ужаснейшей порой в русской истории. Государство исчезло, сгинуло. Его представляла шайка предателей, засевших в Кремле и пытавшихся править страной при помощи иноземных солдат. Мятежные казаки жгли города и села, грабили, убивали. Шведы захватили весь Русский Север по Новгород Великий. Войска польского короля стояли под Смоленском и посылали подмогу московскому гарнизону. Из последних сил стояла на пепле столицы малая земская рать, да и у той начальники умудрились переругаться.

Еще бы шаг в этом направлении — и пропала бы Россия, рухнула в пропасть, не возродилась бы никогда. Но случилось иначе.

Еще оставались богатые города, не занятые поляками и не желавшие покоряться новой власти. В частности, Казань и Нижний Новгород. Тамошние посадские люди, купцы и ремесленники, имели достаточно веры в Божью помощь, достаточно воли и энергии, чтобы предпринять новую попытку освобождения страны. Второе земское ополчение начали собирать нижегородцы во главе с торговым человеком Кузьмой Мининым. В поисках пополнений земцы прошли от Нижнего через Балахну, Юрьевец, Кинешму и Кострому до Ярославля. В Ярославле ополчение простояло четыре месяца, накапливая денежные средства и подтягивая войска. Если из Нижнего вышел небольшой отряд, то в Ярославле сформировалась настоящая армия. Там же возникло и «временное правительство» — Совет земли, а вместе с ним приказы (средневековые министерства), Монетный двор… Фактически Ярославль стал на время российской столицей.

Документы Совета земли начинались со слов: «По указу Московского государства бояр и воевод, и стольника и воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского с товарищи…» У России не было тогда государя, но одну из его функций, а именно роль главнокомандующего, принял на себя князь Пожарский. Его уговорили возглавить новое ополчение настырные нижегородцы и смоленские дворяне, в первое время являвшиеся ядром земского войска. Пожарский еще не оправился от ран, опасался новых измен, однако, после долгих переговоров, взял на себя командование ополченцами. Князь довел их до Ярославля, создав из пестрой толпы дисциплинированную боевую силу. Он готовился нанести решающий удар.

Пожарского почти насильно сделали начальником последней горсти бойцов за Россию. Он славился как умелый воевода, но более того — как прямой и честный человек, не склонный к измене и стяжательству. За таким вождем люди готовы были идти. Ему доверяли, когда доверять стало некому. Иные командиры, пусть и более знатные, поневоле уступили Дмитрию Михайловичу…

В июле 1612 года авангард Второго земского ополчения прибыл в Москву. К 20 августа подтянулись основные силы. С запада на город скорым маршем двигался мощный корпус гетмана Ходкевича. Столкновение с ним должно было решить судьбу российской столицы.

Что увидел князь Пожарский, вновь оказавшись в Москве? Черные пожарища, закопченные церкви, редкие каменные палаты, испачканные пеплом. Тут и там деловитые москвичи рубили новые «хоромы». Бойцы Первого земского ополчения нарыли себе землянок, заняли уцелевшие дома, жили голодно. И лишь стены Белого города, Китай-города и Кремля, хоть и покалеченные артиллерийским огнем, величаво возвышались над хаосом развалин…

В распоряжении Пожарского было совсем немного хорошо вооруженной, по-настоящему боеспособной дворянской кавалерии и служилой татарской конницы. Основную массу войска составляли пешцы, собранные с бору по сосенке. Как опытный воевода, князь знал, что русская пехота того времени «в поле» редко проявляла стойкость. Зато в обороне мало кому удавалось ее сломить. Дай десятку русских стрельцов не то что каменную стену, а хотя бы несколько телег с обозной кладью, и они удержат вражескую сотню. В то же время, лишенные укрытия, они могут отступить перед малыми силами неприятеля. И Дмитрий Михайлович принял решение соорудить в качестве опорных пунктов деревянные острожки, а также выкопать рвы. Оборонительную тактику пехоты он планировал сочетать с активными, наступательными действиями конницы.

Эта тактика принесла ему успех в упорном трехдневном сражении.

22 августа кавалерия Пожарского атаковала поляков у Новодевичьего монастыря. Поляки ввели в бой крупные силы, и русская конница отступила, но зацепилась за острожек у Арбатских ворот. Здесь Ходкевич бросил в наступление резервы. Тем не менее сбить земцев с занимаемой позиции гетман не сумел. Польский гарнизон Кремля бросался на вылазки. Их отбили с большим уроном для интервентов. Поляки предпринимали отчаянные атаки по фронту. Упорное противоборство с закаленными солдатами Ходкевича заставило земцев дрогнуть, исход сражения стал неочевидным. Но внезапный удар отрядов Первого земского ополчения, пришедших на помощь своим товарищам, решил дело: поляки ретировались.

В ночь с 22 на 23 августа поляки с помощью русского изменника захватили острожек в Замоскворечье. Оборонявшие его казаки из состава Первого ополчения не сумели отбиться…

Сутки гетман готовил новый удар. Пожарскому было ясно: вторая попытка прорыва будет совершена со стороны Замоскворечья. Он переправил несколько отрядов на помощь Первому ополчению, занимавшему там позиции.

Утром 24 августа Дмитрий Михайлович, предваряя наступление поляков, атаковал сам. Постепенно поляки оттеснили атакующие отряды, но прорвать оборону основных сил не смогли. Полки Первого ополчения менее сплоченно сопротивлялись напору интервентов. После долгой борьбы они сдали ключевой острожек, оставили другие оборонительные рубежи, и задача Ходкевича фактически оказалась решенной: он пробился к центру, к Кремлю. Но гарнизон острожка внезапно контратаковал и выбил поляков из своей деревянной крепостицы. Вернулись на бой другие отступившие отряды…

Боевые действия на время прекратились. Войска обеих сторон понесли чудовищные потери и смертельно устали. Пожарский счел этот момент идеальным для перехвата инициативы. Он отправил за Москву-реку отряд в несколько сотен бойцов во главе с Мининым. Неожиданное нападение еще недавно едва державшихся русских застало интервентов врасплох. Скоро их боевой дух оказался сломленным, и в сражении наступил перелом. Солдаты Ходкевича отступали, теряя строй, превращаясь в неорганизованные толпы. Часть обоза гетману пришлось оставить на поле боя.

На следующий день начался общий отход вражеского корпуса от Москвы.

Центр города оккупанты удерживали еще несколько месяцев. В ноябре ополченцы штурмом взяли Китай-город. Вскоре польский гарнизон сдался на милость победителей… Тогда и миновал пик Великой Смуты.

После освобождения Москвы и возведения на престол государя Михаила Федоровича (правил с 1613 по 1645 год), первого в династии Романовых, Пожарский получил в награду высший «думный» чин — боярина (1613), а также большие земельные владения. Для него, человека совершенно незаметного в рядах блестящей московской аристократии, боярский чин был недостижимым мечтанием. Можно сказать, за время борьбы со Смутой из полковников он прыгнул в маршалы…

Дмитрия Михайловича чтили как «большого богатыря», военачальника, «искусного во бранех». Он по-прежнему участвовал в боевых действиях, исполнял важные административные поручения. В 1615 году Пожарский разбил у Орлова городища блестящих бойцов знаменитого польского авантюриста Лисовского. Имея под командой 600 человек против 2000, Пожарский отбросил неприятеля, захватил 30 пленников, знамена и литавры. Осенью 1618 года Пожарский, больной, едва живой от старых ран, сидит осадным воеводой в Калуге, тревожит поляков вылазками и в конечном итоге заставляет неприятеля отступить от города.

И даже в Смоленской войне 1632–1634 годов князь, измученный «черным недугом» (тяжелой болезнью), будучи на шестом десятке, все еще исполнял воеводские службы…

На его средства был построен Казанский собор на Красной площади, разрушенный в советское время и восстановленный в 90-х годах XX столетия. Князь много жертвовал на нужды храмов, в частности, покупал на свои деньги и отдавал священникам дорогие богослужебные книги.

Умер он в 1642 году, в ореоле большой славы, до конца исчерпав свой долг перед Отечеством. «Не нужно особенно зорких глаз, чтобы рассмотреть, чем именно всегда были исполнены побуждения Пожарского. Не за личные цели он стоял и не целям какой-либо партии он служил; он стоял за общее земское дело и служил ему чисто, прямо и честно. Вот эти-то обыкновенные его дела и действия и придали его личности необыкновенное для того времени значение, которое было хорошо понято в Нижнем и там же обозначено желанием найти воеводу, который бы “в измене не явился”, который бы не припадал на всякие стороны, смотря, где выгоднее для чести или для корысти, как поступало великое большинство тогдашних князей, бояр и воевод». Так пишет о русском воеводе историк И. Е. Забелин. И оценка эта, пожалуй, ближе всех прочих к правде факта.

Князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому помимо тактического таланта принадлежал еще один, гораздо более редкий и насущно необходимый лишь в исключительных обстоятельствах. Для ведения обычных боевых действий он не нужен, зато яркой звездой вспыхивает в годы гражданских войн, восстаний, всякого рода смут. Этот уникальный талант состоит в том, чтобы стать душой войска, противостоящего мятежникам, всегда и неуклонно проявлять стойкость и самопожертвование ради восстановления общего дома. Если значительная часть народа видит в устоявшемся порядке ценность, именно такие вожди ведут ее к победе. Если старое устройство общества поддерживается малым количеством людей, такие вожди позволяют своим полкам дать последний бой революции и с честью головы сложить на поле боя. Всегда и во все времена они являются оплотом веры, нравственности, долга перед государем и отечеством.

Дмитрий Михайлович Пожарский в полной мере обладал способностями вождя восстановителей порядка.

Спустя два века после огненной полосы русской Смуты на Красной площади появился памятник Минину и Пожарскому. Великий нижегородец показывает Дмитрию Михайловичу: «Посмотри же, страна в огне, если мы не спасем ее, уже никто не спасет!» Два благородных человека готовы встать на защиту родины, принять за нее лишения и раны, а если придется, то и погибнуть.

Государства и народы рождаются, входят в возраст зрелости, дряхлеют и умирают. Пока общество богато такими людьми, до старости ему далеко

Дмитрий Володихин

В начало

Иван Сусанин — русский национальный герой, крестьянин из села Домнино (ныне в Сусанинском районе Костромской области), прославившийся спасением Михаила Романова от польско-литовского отряда во время русско-польской войны.

О жизни Ивана Сусанина не известно в точности почти ничего. Сусанин был крепостным дворян Шестовых, проживавшим в селе Домнино, центре довольно крупной вотчины (примерно в 70 верстах к северу от Костромы). Согласно преданиям, родом Сусанин был из находившейся неподалёку от Домнина деревни Деревеньки. Протоиерей А. Д. Домнинский, ссылаясь на бытовавшие в Домнине предания, первым указал, что Сусанин был не простым крестьянином, а вотчинным старостой. Позже некоторые авторы стали именовать Сусанина приказчиком (посельским), управляющим домнинской вотчиной Шестовых и живущим в Домнине при боярском дворе. Поскольку о его жене ни в документах, ни в преданиях никак не упоминается, а его дочь Антонида была замужем и имела детей, можно полагать, что он был вдовцом в зрелом возрасте.

Согласно царской грамоте от 30 ноября 1619 года, поздней зимой 1613 года уже наречённый Земским собором царь Михаил Романов и его мать, инокиня Марфа, жили в своей костромской вотчине, в селе Домнино. Зная об этом, польско-литовский отряд пытался отыскать дорогу к селу, чтобы захватить юного Романова. Недалеко от Домнина они встретили вотчинного старосту Ивана Сусанина и приказали показать дорогу. Сусанин согласился, но повел их в противоположную сторону, к селу Исупову, а в Домнино послал своего зятя Богдана Сабинина с известием о грозящей опасности. За отказ указать верный путь Сусанин был подвергнут жестоким пыткам, но не выдал места убежища царя и был изрублен поляками «в мелкие куски» на Исуповском (Чистом) болоте или в самом Исупове. Михаил Фёдорович и инокиня Марфа нашли спасение в Костромском Ипатьевском монастыре.

Доказательством реальности подвига Ивана Сусанина считается царская грамота от 30 ноября 1619 года о даровании зятю Сусанина Богдану Сабинину половины деревни с «обелением» от всех податей и повинностей «за службу к нам и за кровь,и за терпение…».Последующие жалованные грамоты 1633 и 1644 годов («вдове Сабинина Антониде с детьми») и подтвердительная грамота 1691 года (потомкам Сусанина, живущим в дер. Коробовой, «и их детям и внучатам и правнучатам и в род их во веки неподвижно»), льготные указы 1723 и 1724 годов («Андрею Семенову с братом»), 1731 («Ивану Лукоянову Сабинину»), подтвердительные грамоты 1741 и 1767 года («всем потомкам Сусанина, жившим в дер. Коробовой»), за исключением последней — 1837 года («Коробовским белопашцам»), повторяют слова грамоты 1619 года. В летописях, хрониках и других письменных источниках XVII века почти ничего не говорилось о Сусанине, но предания о нём существовали и передавались из рода в род.

Визит Екатерины II в Кострому в 1767 году положил начало официальной традиции: упоминать Сусанина как спасителя Михаила — основателя династии Романовых; именно в таком ракурсе был описан подвиг Сусанина костромским архиереем Дамаскиным в его приветственной речи императрице. В 1812 году С. Н. Глинка прямо возвёл Сусанина в идеал народной доблести и самопожертвования. В качестве бесспорного героя Отечества Сусанин отныне становится непременным персонажем учебников по истории. Следует отметить, что беллетризованная статья Глинки не опиралась ни на какие историографические источники, что позже дало возможность Н. И. Костомарову язвительно назвать всю историю подвига «анекдотом», который «сделался более или менее общепризнанным фактом».

Интерес к Сусанину особенно усилился в царствование Николая I, при котором прославление Сусанина приобрело официальный характер и стало одним из проявлений государственной политики. Личности и подвигу Сусанина был посвящён целый ряд опер, стихотворений, дум, драм, повестей, рассказов, живописных и графических произведений, многие из которых стали классическими. История подвига идеально соответствовала идеологической формуле «Православие, самодержавие, народность». Кроме того, сусанинский культ формировался во время подавления польского восстания в 1830—1831 гг., когда стал востребован образ патриота-крестьянина, отдавшего жизнь за государя.

В годы реформ Александра II переоценке подверглись многие ценности николаевской эпохи, в том числе прославление Сусанина. Официальная версия подвига Сусанина, идеологически и историографически оформленная в правление Николая I, впервые была подвергнута критике и открытому высмеиванию в статье профессора Петербургского университета Н. И. Костомарова «Иван Сусанин», вышедшей в феврале 1862 года в журнале «Отечественные записки». Не отрицая существования личности Сусанина, автор утверждал, что общепринятая версия о сусанинском подвиге является позднейшим вымыслом. Этот взгляд на сусанинский подвиг также был опровергнут в исследованиях С. М. Соловьёва и М. Н. Погодина. Соловьёв, например, считал, что Сусанина замучили «не поляки и не литовцы, а казаки или вообще свои русские разбойники».

С конца 1870-х и особенно в 1880-е годы, с открытием исторических обществ и губернских архивных комиссий, стали обнаруживаться новые документы о подвиге Сусанина, открылись почти современные ему «Записки» и многочисленные рукописные «предания» XVII и XVIII веков, в которых очевидно преклонение писавших перед подвигом. Наиболее значительный вклад в развитие историографии Смутного времени внесли работы костромских краеведов, таких как А. Д. Домнинский, В. А. Самарянов, Н. Н. Селифонтов и Н. Н. Виноградов.

В массовой пропаганде 1920—1930-х годов основной упор делался на то, что подвиг Сусанина — это миф. Однако в конце 1930-х годов произошла фактическая «реабилитация» Сусанина наряду с Кузьмой Мининым, Дмитрием Пожарским, Александром Невским, Дмитрием Донским и даже монархами Иваном Грозным и Петром Великим. В 1938 году вновь началось возвеличивание Сусанина как героя, отдавшего жизнь за Отчизну. О том, что подобное решение было принято на высшем политическом уровне, свидетельствует возобновление в 1939 году в Большом театре посвящённой Сусанину оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя». Опера получила новое название «Иван Сусанин» и новое либретто.

Иван Сусанин был не единственным представителем простого народа, оказавшим важные услуги семье Романовых. При Борисе Годунове, когда родители Михаила Федоровича были насильно пострижены и сосланы, священник Толвуйского погоста (позднее село Толвуя, место ссылки инокини Марфы на берегу Онежского озера) Ермолай Герасимов тайно «проведывал» для инокини Марфы сведения о судьбе Филарета Никитича. Деятельность священника осталась тайной для властей. Хотя Ермолай Герасимов и не пострадал на службе Романовым, священник и его потомки получили в 1614 г. (вскоре после восшествия на престол Михаила Федоровича Романова) обширную вотчину, освобождение от налогов и другие щедрые пожалования. Оказанные семье Герасимовых милости превосходили те, что получила родня Сусанина.

В начало

Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой — русский военный и политический деятель Смутного времени, один из руководителей Первого ополчения, глава Земского правительства (30 июня 1611 — весна 1613), шенкурский державец.

Вместе с Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым руководил освобождением от поляков столицы, причём на время после изгнания поляков и до избрания Михаила Фёдоровича был избран главным и единственным правителем государства. За свою деятельность получил титул «Спасителя отечества» и был одним из претендентов на царский престол на земском соборе 1613 года.

Принадлежал к роду князей Трубецких, ведущих свой род от внука Гедимина. Его отец Тимофей Романович (ум. 1602) служил боярином и воеводой в царствование Ивана Грозного и его преемников. Двоюродный брат, Алексей Никитич, занимал одно из первых мест в правительстве Алексея Михайловича.

Дмитрий Трубецкой был женат на Марии Борисовне (ум. 6 августа 1617 года), ставшей при царе Михаиле верховой боярыней. Этот брак, как и второй (на Анне Васильевне), был бездетным.

Впервые упоминается 11 апреля 1607 г. в расходной книге денежного стола Разрядного приказа как бывший в Козельске (вероятно, на воеводстве), затем становится известным в декабре 1608 года, когда после боя на Ходынке «отъехал» в тушинский лагерь, недовольный правлением Шуйского. В лагере Лжедмитрия II стал боярином и входил вместе с многими родовитыми людьми в его правительство (возглавлял Стрелецкий приказ).

После гибели «тушинского царька» Трубецкой вступает в переговоры с Прокопием Ляпуновым по поводу организации первого ополчения для освобождения Москвы от польско-литовских оккупантов и «семибоярщины». Во главе триумвирата (с Прокопием Ляпуновым и Иваном Заруцким) управлял ополчением (численностью около 100 000 человек) и страной от имени «земли».

Первое ополчение в апреле-мае 1611 г. штурмом взяло валы Земляного города и стены Белого города, освободив большую часть Москвы (более 95 %), и заперло поляков в Кремле и Китай-городе. После раскола ополчения остался во главе немногих дворянских отрядов и подмосковных казачьих «таборов» (вместе с Иваном Заруцким), которые были верны завету патриарха Гермогена и стойко держали в осаде более года польский гарнизон Кремля и вместе с подошедшим Вторым ополчением отбили атаки гетмана Ходкевича 22-24 августа 1612 г. (см. Московское сражение).

При соглашении о «единачестве» (около 22 сентября 1612) возглавил (вместе с князем Пожарским и Мининым) объединенную воинскую силу и Земское правительство. 22 октября казаки князя Дмитрия Трубецкого взяли штурмом Китай-город. Этот день (4 ноября н.с.) стал церковным праздником Казанской иконы Богоматери (в память освобождения Москвы), а в XXI веке государственным праздником народного единства.

Через два дня поляки начали переговоры о капитуляции, и Смутное время подошло к концу. В январе 1613 года Земский собор «за многие службы и за радение, и за промысл, и за дородство, и за храбрство, и за правду, и за кровь» даровал Дмитрию Трубецкому вотчину Важскую волость с городом Шенкурском.

Дмитрий Тимофеевич после освобождения Кремля въехал в бывший двор Годуновых в Кремле близ Никольской башни (этот двор был во владении Трубецких до строительства на этом месте здания Сената) и вместе с Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым оставался во главе Земского правительства до избрания царя Михаила Фёдоровича.

За свою деятельность получил титул «Спасителя отечества» и был одним из претендентов на царский престол на земском соборе февраля 1613 года. В 1614 году возглавил неудачный поход на Новгород и потерпел поражение в битве под Бронницей.

Царь Михаил Федорович не раз привлекал князя к ответственным делам и жаловал в Подмосковье имениями Беседы (1619), Копытово (Алексеевское, 1621, здесь он построил храм Алексея человека Божьего) и обширное имение Гребнево (1623), позднее назначил Дмитрия Трубецкого наместником в Сибирь, где он скончался в Тобольске 24 июня 1625 года.

Из Тобольска его тело было перевезено для погребения в Троице-Сергиеву лавру в подклетье Троицкого собора рядом с братом, отцом и первой женой.

Закладной камень памятнику князю Дмитрию Трубецкому, «Спасителю отечества» и казакам (1612—2012) в селе Гребнево

Имя национального героя Освободительной борьбы 1611—1612 гг. остается полузабытым, хотя его значение в той борьбе, как утверждается в некоторых публикациях, было не меньше Пожарского и Минина. В селе Гребнево в 2012 году в память о его бывшем владельце установлена памятная доска, заложен памятник казакам Трубецкого.

В то же самое время, какие-либо документальные доказательства о возможном проживании или хотя бы посещении Гребнево князем Дмитрием Трубецким отсутствуют. Возможное владение Трубецким этим имением, которое могло перейти к нему после смерти его тёщи, основывается на единственном свидетельстве В. и Г. Холмогоровых, изданном в 1887 году: «Гребнево — вотчина боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого по жалованной грамоте 1623 года, что было прежсего за боярынею Марьею Воронцовою…». При этом оригинал жалованной грамоты или иной документ это подтверждающий, не сохранились.

По материалам Википедии

В начало

Филарет — патриарх российский, в мире Феодор, старший сын боярина Никиты Романовича. Предполагают, что он родился от второго брака Никиты Романовича, между 1554 и 1560 г. В детстве он получил хорошее образование и научился даже латинскому языку по собранию латинских речений.

Феодор женился на дочери бедного костромского дворянина Ксении Ивановне Шестовой и имел от нее 5 сыновей и одну дочь. Из всех детей его пережил только сын Михаил, избранный на царство.

В 1586 г. Феодор Никитыч упоминается как боярин и наместник нижегородский, в 1590 г. участвует в качестве дворового воеводы в походе на Швецию, в 1593-94 г. состоит наместником псковским и ведет переговоры с послом императора Рудольфа, Варкочем.

В 1596 г. состоит воеводой в правой руке. От 90-х годов дошло до нас несколько местнических дел, касающихся Феодора Никитыча и рисующих влиятельное положение его среди московского боярства. По смерти царя Феодора народная молва называла его ближайшим законным преемником престола; в Москве ходили слухи, что покойный царь перед смертью прямо назначил его своим преемником. Борис Годунов, сев на царство, оправдывался перед ним ссылкой на народное избрание и давал ему клятву держать его главным советником в государственном управлении. Были ли у самого Феодора Никитыча планы на воцарение, неизвестно; в коломенском дворце, однако, был найден его портрет в царском одеянии, с подписью «царь Федор Микитич Романов». Как бы то ни было, он подписался под избирательной грамотой Бориса.

В 1601 г., во время разгрома фамилии Романовых Борисом, Феодор Никитыч был пострижен в монахи под именем Филарета и сослан в Антониев Сийский монастырь; жена его, постриженная под именем Марфы, сослана в Заонежские погосты, а малолетний сын Михаил и дочь заточены на Белоозере с теткой Настасьей Никитичной.

Жизнь Филарета в монастыре была обставлена очень сурово: пристава пресекали всякие сношения его с окружающим населением и изнуряли его грубым соглядатайством и мелочными применениями, жалуясь в то же время в Москву на его крутой и запальчивый нрав.

С появлением в 1605 г. известий о движениях в настроении Филарета была замечена резкая перемена: он повеселел и громко стал высказывать надежду на скорый переворот в своей судьбе.

30 июня 1605 г. Лжедмитрий возвел Филарета в сан ростовского митрополита. Кажется, Филарет редко наезжал в свою митрополию, проживая с тех пор большей частью в Москве.

По воцарении Василия Шуйского Филарет ездил в Углич открывать мощи Дмитрия Царевича. В 1609 г. Ростов подвергся нападению тушинцев; Филарет, запершийся с народом в соборе, был схвачен и после различных поруганий с бесчестием отправлен в Тушино. Однако Тушинский вор по мнимому своему родству с Филаретом назначил его патриархом всея Руси.

В качестве нареченного патриарха Филарет рассылал грамоты по церковным делам в области, признававшие власть Тушинского вора, а после бегства вора в Калугу участвовал в переговорах тушинцев с польским королем о приглашении последнего или его сына на русский престол. Когда Рожинский в марте 1610 г. сжег Тушино, отряд польских тушинцев, отступивший к Иосифову Волоколамскому монастырю, захватил с собой и Филарета. Только по разбитии этого отряда русским войском Филарет получил свободу и отъехал в Москву.

По свержении Шуйского Филарет по указанию Жолкевского, желавшего удалить из Москвы наиболее влиятельных лиц, был назначен вместе с кн. Голицыным в посольство к Сигизмунду для заключения договора о вступлении на русский престол королевича Владислава.

7 октября послы приехали под Смоленск. Переговоры, затянувшиеся до 12 апреля, не привели ни к чему, а после получения известия о приближении к Москве ополчения Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого послы были арестованы.

Филарет пробыл в плену у поляков до 1619 г., проживая в доме Сапеги. По-видимому, уже тотчас по воцарении Михаила Феодоровича был предрешен вопрос об избрании Филарета в патриархи. Еще до возвращения Филарета из плена он именовался в правительственных актах и на церковных антиминсах митрополитом не ростовским, а всея Руси.

После Деулинского перемирия 1 июня 1619 г. на р. Поляновке, за Вязьмой, совершился размен пленных; Филарет был обменен на польского полковника Струся. 14 июня Филарет въехал в Москву, торжественно встреченный сыном. Тогда же сложилась на Москве народная песня, посвященная этому событию. Через несколько дней собор русского духовенства предложил Филарету сан патриарха, и 24 июня Филарет был посвящен.

С саном патриарха Филарет совместил сан великого государя, чем поднял до высшей степени государственное значение патриархата. Установилось настоящее двоевластие: царь и патриарх оба писались государями; правительственные дела решались обоими государями, а иногда Филарет решал их единолично, даже без ведома царя.

В качестве правителя Филарет показал себя крутым, властолюбивым и «опальчивым». Он быстро обуздал своеволие людей, приблизившихся в его отсутствие к трону его сына, подверг опале Салтыковых, самовольно отдаливших от царя его невесту Хлопову, Грамотина и др. На соборе 1619 г. он выдвинул вопрос о составлении новых писцовых и дозорных книг и о вызове в Москву выборных людей от духовенства, дворянства и посадских людей для подачи заявлений о местных нуждах населения. Он руководил дипломатическими сношениями и, между прочим, составил «тайнопись», т. е. шифр, для дипломатических бумаг.

Патриаршая деятельность Филарета состояла в энергичной охране чистоты православия, в развитии печатания богослужебных книг и в реформе церковной администрации. Строгое преследование религиозного вольнодумства и нравственной распущенности выразилось в мерах, принятых против кн. Хворостинина, в распоряжениях о прекращении кулачных боев, развратных скопищ, четверобрачия, некоторых языческих обрядов (кликания коляды, овсеня), в грамотах сибирскому архиепископу и Соловецкому монастырю о пороках и непорядочной жизни мирян и монахов. Нередко в своих мерах по охране чистоты православия Филарет за отсутствием богословского образования переходил границы необходимости. Так, он настойчиво требовал перекрещивания обращающихся в православие латинян и в 1620 г. на соборе духовенства осудил мнение крутицкого митроп. Ионы, находившего в этих случаях достаточным совершение одного миропомазания. Тогда же Филарет установил перекрещивание белорусов, выходящих из Польши и Литвы, хотя бы они и считались там православными.

В 1627 г. по приказанию Филарета сожжено «Учительное евангелие» Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, не содержавшее в себе, в сущности, ничего еретического, и начаты гонения на литовские книги, обращавшиеся в русских церквах. Тогда же был напечатан катехизис Лаврентия Зизания Тустаневского, после весьма мелочных и придирчивых исправлений и нескольких прений, устроенных между Зизанием и игуменом Ильей и справщиком Онисимовым. Печатанию и исправлению книг Филарет уделял много внимания.

В самом начале своего правления Филарет по представлению патриарха Иерусалимского Феофана возбудил пересмотр дела о справщиках Дионисии, Арсении и Иване Наседке, незадолго перед тем обвиненных за исключение из Требника слов: и огнем в молитве на Богоявление. Собор в присутствии Филарета, Феофана и государя оправдал справщиков, и по получении разъяснительных грамот от других патриархов прибавка: и огнем была окончательно вычеркнута из Требника.

В 1620 г. Филарет возобновил типографию на Никольской, на старом печатном дворе, и устроил особое помещение («правильню») для работ справщиков, а также положил начало знаменитой впоследствии типографской библиотеке, сделав распоряжение о доставлении туда из городов древних харатейных книг.

Московская типография при Филарете выпустила много изданий — все 12 миней месячных и ряд богослужебных книг, причем некоторые издания были свидетельствованы самим Филаретом. При печатании обращалось много внимания на исправление текста, для чего Филарет привлек к работам более образованных справщиков, сличавших тексты с древними славянскими рукописями, а в некоторых (редких) случаях — и с греческими. Книги рассылались по городам в церкви, монастыри и торговые лавки по цене, в которую обошлось их напечатание, без прибыли, а в Сибирь — безвозмездно.

В 1622 г. Филарет издал «Сказание действенных чинов св. соборныя церкви Успения св. Богородицы», т. е. устав для отправления праздничных богослужений и церковных торжеств, а также «Поучение великого господина на доставление митрополитам, архиепископам и епископам»; ему же приписывают «Поучение на поставление архимандритам, игуменам и священникам» и «Поучение игуменьям».

Филарет заботился и о насаждении школ, призывал архиепископов к учреждению училищ при архиерейских домах и сам завел в Чудовом монастыре греко-латинское училище, порученное Арсению Глухому.

В 1632 г. приехавший в Москву протосингел александрийского патриарха Иосиф был оставлен Филаретом в Москве для перевода книг и для устройства греческой школы. Важный след оставила деятельность Филарета в области церковного управления. Двор патриарха устроился при нем совершенно по образцу двора государева; организовался класс патриарших дворян и детей боярских, верстаемых поместными окладами. Патриаршие вотчины значительно увеличились покупками и царскими пожалованиями. Власть патриарха над населением этих вотчин была расширена царской грамотой 20 мая 1625 г., которой уничтожались все прежние несудимые грамоты отдельных церквей и монастырей патриаршей области и патриарх получал право судить и ведать духовное и крестьянское население этой области во всяких делах, кроме татьбы и разбоя.

Управление патриаршей областью облекается при Филаретом в правильные формы, аналогичные светским государственным учреждениям. Возникают патриаршие приказы: 1) судный, или разряд — для судебных дел, 2) приказ церковных дел — до делам церковного благочиния, 3) казенный — ведающий сборы с духовенства и 4) дворцовый — заведовавший хозяйством патриарших вотчин. В каждом приказе сидел патриарший боярин с дьяками и подьячими. Дела решались с доклада патриарху.

Энергичная устроительная деятельность Филарета не ограничивалась одной патриаршей областью. Во всем государстве производились подробные описания церковных и монастырских имуществ, пересмотр и подтверждение жалованных грамот, выданных монастырям, новые пожалования их землями.

В 1620 г. открыта новая Тобольская епархия. При Филарете состоялась канонизация двух святых — Макария Унженского (1619) и Авраамия, еписк. Чухломского и Галицкого (1621), а также присылка в 1625 г. персидским шахом части Господней ризы, которая была поставлена в ковчеге в Успенском соборе.

При Филарете возобновились прерванные в эпоху смуты сношения Москвы с греческой и восточными православными церквами и приезды в Москву за милостыней многочисленных представителей духовенства этих церквей.

Филарет скончался 1 окт. 1633 г., имея около 80 лет от роду.

А. Кизеветтер.

В начало

Шеин Михаил Борисович - военный деятель. Боярин. Русский полководец. Руководитель обороны Смоленска от польско-литовских войск 1609-1611 годов. Главнокомандующий русской армией в Смоленской войне 1632-1634 годов.

Михаил Шеин родился 14 декабря 1579 года в городе Москва. Происходил из древнего рода дворян Шеиных, упоминания о которых встречаются в летописях, начиная с XIV века.

Свой путь к вершинам придворной иерархии воевода Шеин начал в качестве оруженосца при царе Борисе Годунове во время его Серпуховского похода против полчищ татарского хана Газы-Гирея. Свое положение упрочил женитьбой на дочери одного из ближайших родственников царя - Марии Годуновой. Породнившись, таким образом, с самодержцем, круто пошел вверх по карьерной лестнице, и вскоре получил весьма почетную по тем временам должность чашника, то есть чиновника, ведавшего винными погребами государя.

От бочек с заморскими винами молодого дворянина Михаила Шеина оторвали военные действия, развернувшиеся в связи с нашествием в 1604 году польско-литовских войск и появлением в пределах России самозванца Лжедмитрия I. Участвуя в битве под Новгородом-Северским покрыл себя славой, избавив от неминуемой гибели командующего русскими войсками князя Федора Мстиславовича. За этот подвиг государь пожаловал ему боярство и поставил главным воеводой отбитого у неприятеля города.

Последующие же события разворачивались таким образом, что ввиду смерти Бориса Годунова и массового перехода значительного числа жителей соседних городов и сел на сторону Лжедмитрия I Шеин также был вынужден присягнуть самозванцу, и лишь скорое падение последнего избавило его от этой вынужденной клятвы.

Весьма заметную роль сыграл воевода Шеин и в подавлении восстания Ивана Болотникова, вспыхнувшего в период царствования Василия Шуйского. В составе войск, посланных на усмирение бунтовщика, оставлявшего на пути следования своих полчищ лишь кровь и разрушения, он участвовал во всех главных сражениях той кампании. Довелось ему воевать и под Ельцом, и на реке Пахре, и у стен Московского Кремля, где он возглавлял полк смоленских дворян.

Когда в 1607 году возникла угроза захвата Смоленска войсками польского короля Сигизмунда, то указом царя главой города назначен воевода Шеин. Оборона Смоленска представляла собой важнейшую стратегическую задачу, так как лежал на пути неприятеля к Москве. В связи с этим на воеводу ложилась большая ответственность.

В ожидании подхода неприятеля, который, по имевшимся данным, ожидался у стен города в начале сентября 1609 года, воевода Шеин провел обширные подготовительные работы, направленные на укрепление города. В частности, по его приказу была надстроена крепостная стена, возведенная еще при Борисе Годунове, а также создано несколько дополнительных внутренних защитных линий.

Чтобы лишить противника возможности воспользоваться для своего размещения Заднепровским посадом, все его постройки пришлось сжечь, а жителей более 600 дворов разместить внутри крепости. В первых числах октября к Смоленску подступила армия Сигизмунда, насчитывавшая 12,5 тыс. человек. Им противостояло 5,5 тыс. защитников города. Началась беспримерная по своему героизму оборона города, продолжавшаяся 20 месяцев.

В частности, речь идет о так называемой подземной войне, развернувшейся у стен города, когда прорытые под стенами крепости минные галереи раскрывались и подрывались, нанося полякам немалые потери. Вошло в историю и отражение многочисленных штурмов, предпринимавшихся осаждавшими войсками. В них также была использована новая по тем временам тактика, которую разработал воевода Шеин.

Оборона Смоленска, тем не менее, с каждым месяцем представляла собой все более сложную задачу, поскольку извне помощь осажденные не получали, а собственные ресурсы подходили к концу. В результате весной 1611 года, когда из 5,5 тыс. защитников крепости в живых оставалось лишь 200 человек, поляки овладели городом.

Часть жителей, спасаясь от врагов, заперлась в главном городском храме Мономаховом соборе, и погибла в результате взрыва находившегося под ним порохового погреба. Самого же воеводу Шеина поляки захватили в плен и отправили в Польшу, где провел в заточении восемь лет, вплоть до заключения Деулинского перемирия, одним из условий которого являлся обмен пленными. В числе вернувшихся на Родину оказался и воевода Шеин.

В Москве воевода Шеин пользовался всеобщим уважением и расположением самого царя Михаила Федоровича. Ему поручили руководить сыскным приказом, но воевода всей душой рвался в войска, и в 1632 году, когда срок Деулинского перемирия истек, направлен государем на освобождение столь памятного ему Смоленска. Несмотря на то, что под его командованием находилось войско, намного превосходившее по численности силы защитников крепости, эта задача оказалась для воеводы невыполнимой. Исследователи, занимавшиеся изучением этого драматического эпизода российской истории, выдвигают несколько версий.

По мнению многих из них, причиной неудачи стала преступная нерасторопность военных чиновников, отвечавших за подвоз к осажденному Смоленску мощных стенобитных орудий, с помощью которых осаждающие могли бы проникнуть в город. Другие указывают на постоянное вмешательство в ход военных действий малокомпетентного в этой области царя Михаила Федоровича и на допущенные им ошибки. Есть и сторонники версии, согласно которой, вина во многом лежит на самом воеводе Шеине.

Так или иначе, но момент, благоприятный для освобождения города, был упущен, и подошедшая вскоре к городу многотысячная армия Сигизмунда III вынудила осаждавших просить у него перемирия. Оно было получено и позволило Шеину и вверенным ему войскам уйти от стен Смоленска, но на унизительных для них условиях.

В Москве побежденного воеводу ожидал более чем холодный прием. Вся вина за военную неудачу возложили на него. Кроме того, вчерашнему любимцу царя предъявили обвинение в государственной измене, основанное на слухах о том, что якобы, находясь в польском плену, присягнул на верность королю Сигизмунду III.

Так или иначе, но созванная в срочном порядке боярская комиссия приговорила его к смерти. Весть о том, что воевода Шеин осужден за поражение, понесенное им под стенами Смоленска, была воспринята тогдашним обществом крайне неоднозначно. Многие из числа ратных людей, воевавших прежде под командованием Шеина, откровенно возмущались и грозились навсегда уйти из войска, но были и такие, что с трудом сдерживали злорадство. Возможно, что именно жертвой их интриг и пал некогда почитаемый всеми воевода Шеин.

В начало

Никанор Михайлович Шульгин — городовой дьяк, правитель Казани в Смутное время (1611—1613).

Происходил из Лухского уезда (ныне — Ивановская область), из незнатного дворянского рода (детей боярских) Шульгиных.

В 1606 году Н. М. Шульгин был назначен первым дьяком в Казани. Его заместителем стал второй дьяк Степан Яковлевич Дичков.

В 1610 году в Казань пришли известия о том, что польско-литовские войска заняли Москву. Дьяк Н. Шульгин с большей частью казанцев решил не подчиняться полякам и решил принести присягу на верность Лжедмитрию II, который незадолго перед этим был убит в Калуге. Казанский воевода, боярин Богдан Яковлевич Бельский, убеждал горожан не присягать самозванцу, а признать законным царем того кандидата, который будет избран в Москве. В марте 1611 года казанцы, подстрекаемые дьяком Н. Шульгиным, схватили и умертвили воеводу Б. Бельского.

С весны 1611 года дьяк Никанор Шульгин стал фактическим правителем Казанского края. В его подчинением входили Казанский и Свияжский уезды. Правой рукой дьяка-правителя являлся посадский староста Федор Оботуров.

В декабре 1611 года руководство Второго ополчения отправило из Нижнего Новгорода в Казань дворянина Ивана Ивановича Биркина, который должен был убедить жителей принять участие в изгнании польско-литовских интервентов с территории Русского государства. И.Биркин убедил Н. Шульгина и казанцев присоединиться ко Второму земскому ополчению и оказать военную помощь.

В 1612 году казанская рать под командованием И. И. Биркина прибыла в Ярославль, где соединилась с главными силами ополчения. Однако в Ярославле между лидерами Совета всея земли и И. Биркиным произошел конфликт.

По приказу Никанора Шульгина казанская рать вернулась из Ярославля домой. Казанские ратники «приидоша до Ярославля и назад поидоша, никакие помощи не учиниша, лише многую пакость земле содеяша». Только небольшая часть войска осталась в Ярославле и сохранила верность ополчению (20 татарских мурз, 30 русских дворян и 100 казанских стрельцов).

В октябре 1612 года войска второго ополчения заняли Москву и изгнали оттуда польско-литовский гарнизон. В феврале 1613 года Земский собор в Москве избрал новым царем Михаила Фёдоровича Романова. Однако казанский правитель Никанор Шульгин отказался признавать нового царя и приносить ему присягу на верность. В конце 1612 года по возвращении домой были арестованы казанцы, оставшиеся в Ярославле и участвовавшие в боях за Москву. Стрелецкие головы Лукьян Мясников и Постник Неелов были заключен в темницу.

Никанор Шульгин стремился подчинить своей власти близлежащие районы. В декабре 1612 года он отправил своих гонцов в Вятку, потребовав от местных жителей принести присягу Казанскому государству. Однако вятчане отказались исполнять требование Шульгина. Дьяк отправил в Хлынов отряд из 500 стрельцов во главе с Н. Онучиным, который заставил вятчан подчиниться Казани.

В конце 1612 — начале 1613 года Никанор Шульгин организовал поход на Рязанскую землю, против казацких отрядов атамана Ивана Заруцкого. Передовой казанский отряд (4600 чел.) под командованием головы Ивана Чиркина и князя Аклыча Тугушева выступил из Свияжска и помог рязанскому воеводе Мирону Вельяминову отбить Ивана Заруцкого от Серебряных Прудов. Зимой 1613 года Н. Шульгин во главе большой казанской рати, куда входили русские дворяне и стрельцы, татарские мурзы, чуваши, марийцы, удмурты и «всего Казанского государства всякие ратные люди», выступил в поход против Ивана Заруцкого. В Курмыше Н. Шульгин отстранил от власти воеводу С. Елагина и назначил на его место С. Осипова. Затем казанская рать пришла в Арзамас, где находилась около двух месяцев. В Казани во главе земской администрации оставались второй дьяк Степан Дичков и староста Федор Оботуров.

Во время нахождения в Арзамасе, к Н. Шульгину прибыла делегация из Москвы с сообщением, что на царский престол был избран Михаил Фёдорович Романов. В марте 1613 года казанские ратники принесли присягу на верность новому царю. Шульгин, как говорит Новый летописец, «хотя по-прежнему воровати, не нача крест целовати; тако ж и ратным людям не повеле креста целовати, а говорил посланникам, что без казанского совету креста целовати не хощет».

В марте 1613 года из Арзамаса Н. Шульгин с войском отправился в Казань. В это время в самом городе второй дьяк Степан Дичков перешел на сторону царского правительства и отказался подчиняться Н. Шульгину. Приверженцы Шульгина во главе с Ф. Оботуровым были заключены в темницы, а его противники и вятские пленники освобождены. Под Свияжском казанские представители встретили Шульгина и заявили ему, что Казань присягнула на верность новому царю, а ему туда ехать не зачем. Никанор Шульгин был арестован и заключен в Свияжске, затем его доставили в Москву.

В августе 1618 года царь Михаил Фёдорович приказал арестованного дьяка Никанора Шульгина отправить из Москвы в ссылку в Сибирь. Н. Шульгин был доставлен в Тобольск и заключен в тюрьму. В августе 1619 года по царскому указу Никанор Шульгин был освобожден из заключения и принят на службу в Тобольске. Его сыновья, дети боярские Иван и Яков Шульгины, были переведены из Тюмени и Туринска в Тобольск, где также поступили на службу.

По материалам Википедии