В начало

Первые признаки недовольства царя своим положением, как он считал, лишенного полновластия государя, обнаружились задолго до официального введения опричнины.

В 1560 г. подверглись опале главные деятели «Избранной рады», а в 1562-1563 гг. и их сторонники.

В1563 г. умер митрополит Макарий, имевший большое влияние на царя. В эти годы на первые места выдвигаются люди, руками которых Иван IV вершил потом опричный террор: боярин А. Д. Басманов, его сын Федор, князь А. И. Вяземский, ясельничий П. В. Зайцев, архимандрит Кремлевского Чудова монастыря Левкий, новгородский архиепископ Пимен.

3 декабря 1564 г., в разгар рождественского поста Иван IV вместе с семьей и двором покинул столицу, увозя с собою государственную казну и «святость» — наиболее почитаемые иконы, кресты, драгоценную церковную утварь, забранные им по собственному выбору в московских монастырях и храмах.

Остановившись первоначально в селе Коломенское, царский поезд, спустя две недели, двинулся к Троице-Сергиеву монастырю, а затем дальше на север — в Александровскую слободу, которая после прибытия туда Ивана IV была окружена стражей и превращена в военный лагерь.

Из Александровской слободы царь отослал в Москву две грамоты с обличениями изменников-бояр, но с объявлением простым людям, что «гневу на них и опалы никоторые нет». Покинутые своим государем москвитяне били ему челом, чтобы царь «пожаловал их» — вернулся на царство.

В начале февраля 1565 г. Иван IV приехал в Москву и, созвав Земский собор, объявил об окончательном решении учредить опричнину, потребовав разрешения без совета с боярами «опаляться» на «изменников», казнить их, забирая на себя имущество казненных. Тогда же «за свой государев подъем», то есть за отъезд в Александрову слободу, Грозный единовременно взыскал с земской казны огромную по тем временам сумму — 100 тыс. рублей, тем самым обеспечив материально свое опричное начинание.

Вся страна была разделена на опричнину и земщину. Опричнина стала особым «государевым уделом», которым управлял сам царь — в него вошли многие уезды в разных районах страны, включая часть территории Москвы. В опричнине имелось свое войско, своя дума, свои приказы и царский опричный двор. В земщину была включена вся оставшаяся территория государства, которая управлялась Земской думой и приказами. При этом все тяготы продолжавшейся Ливонской войны, управления государства и содержания опричнины лежали на земщине.

На содержание своего «особного двора» Иваном IV в опричнину были взяты: в Москве улицы — Чертольская, Арбатская, Сивцев Вражек, половина Никитской со слободами; в Поморье города и волости — Двина с Холмогорами. Великий Устюг, Каргополь, Вологда, Белоозеро, Вага; в центральных уездах — Можайск, Вязьма, Ростов, Ярославль, Суздаль, Шуя, Галич, Юрьевец Поволжский; в южных уездах — Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец Малый, Медынь; в Новгородской земле в 1565 г. в опричнину были взяты важные торговые пригороды, Старая Руса и две волости. Позднее в опричнину были взяты также Кострома, Дмитров и Переяславль.

Во всех этих городах и уездах, слободах и улицах надлежало выселить всех дворян и приказных людей, не записанных в царскую опричную «тысячу».

В указе об образовании опричнины число опричных служилых людей определялось в 1000 человек, но с течением времени численность их была доведена до 6000 человек. Почти сразу же из опричного войска был выделен отряд из 500 особо доверенных служилых людей, составивших охрану и свиту Ивана Грозного и членов его семьи.

Находясь в Александровой слободе, царь образовал из этого отряда своеобразное духовное братство, заняв место игумена. Келарем этого ордена стал князь Вяземский, а пономарем Малюта Скуратов (Г. Л. Бельский).

Внешнее отличие опричников — черная одежда грубого сукна, прикрепленные к седлу собачья голова и метла, — означало, что верные царские слуги-опричники подобно псам будут грызть крамольников и выметут всю измену из Московского государства. Ездили опричники на вороных конях, в черной сбруе, всем своим видом наводя ужас на встречных. Отбор в опричники был чрезвычайно строг. Опричник произносил особую клятву на кресте, обещая «не есть и не пить с земщиной».

Колыванова М._ "Время Ивана Грозного. 16 век"

В начало

Александровская слобода до того, как Иван IV превратил ее в одну из опричных резиденций, была боярским имением с центром в с. Слобода (ныне - Старая слобода). В крупное имение разрослась после того, как Василий III купил с. Кушниково, переименованное в Александровскую слободу, и организовал в 1509-1513 гг. строительство Покровского (ныне Троицкого) собора. Позднее Василий III неоднократно приезжал в слободу для охотничьей «прохлады».

От времени Ивана IV вокруг Успенского монастыря слободы сохранились остатки оборонительного вала. Южный портал Покровского храма закрыт Васильевскими вратами 1335-1336 гг., снятыми опричниками с Софийского собора Новгорода Великого и вывезенными в слободу. Кроме Покровского (Троицкого), на ее территории сохранились Троицкий (ныне Покровский) собор, домовый храм царя Ивана, перестроенный в 1680 г., церковь Алексея митрополита времен Василия III и домовая для женской половины царской семьи Успенская церковь.

Иван Грозный велел пристроить также парадное крыльцо к зданиям у Троицкой церкви, дополнить церковь Алексея митрополита шатровой Распятской церковью «под колоколы». Археологи обнаружили остатки строений времен Василия III и Ивана IV на территории монастыря и доказали, что дворцы царской семьи здесь были соединены галереями и дополнительными сооружениями.

Царь указал построить «домы», «приказныя избы и судебные столы по чинам и розрядныя и губныя и всему чину приказному и караулным стрелцам и заплечным мастерам. И изволил сам государь смотрети и расправлял немилостиво, так яро, и сказать невозможно». Помимо царской Казны и административных учреждений здесь располагались типография Андроника Тимофеева Невежи и книгописный центр, в котором велись работы над официальной летописью и, возможно, над Лицевым сводом (Амосов 1998; Клосс 1980).

В слободе царь жил во время «лихого поветрия» в 1568 г., перед походом на Новгород в 1569 г. собрал в слободе все опричное войско и сюда же с ним вернулся после похода в 1570 г., отсюда в 1571 г. начал поход против Девлет-Гирея к Серпухову.

На подъезде к слободе с юга располагалась Каринская застава, где принимались «памяти» о всех проезжающих в обоих направлениях и где, согласно Г. Штадену, даже холопы могли донести на своих господ, объявив «дела господарские» («слово и дело»).

В темнице слободы не прекращались пытки, а в то же время жизнь опричников была организована по образцу монашеской братии. Царь Иван и опричники называли друг друга «брат», облачались в монашеское одеяние, под которым носили светский наряд и оружие - посохи с острыми наконечниками и ножи «длиною в один локоть».

Согласно И. Таубс и Э. Крузе, царь выполнял в слободе роль игумена, а его опричное окружение - те или иные «монастырские» роли: Малюта Скуратов - пономаря, Афанасий Вяземский - келаря и т.д.

Действовал особый устав, составленный самим царем. Иван IV и его свита ежедневно отправлялись к заутрене в куколях, у каждого в руке были фонарь, ложка и блюдо. Служба возобновлялась перед дневной трапезой, и даже во время обеда царь стоя читал своей «братии» «назидательные книги». С полуночи до трех утра царь вновь был на богослужении.

В начало

В декабре 1569 г., подозревая новгородскую знать в соучастии в «заговоре» недавно совершившего самоубийство по его приказу князя Владимира Андреевича Старицкого и одновременно в намерении передаться польскому королю, Иван в сопровождении большого войска опричников выступил против Новгорода.

2 января 1570 г. войска вступили в Новгород, и опричники начали свою расправу с жителями: людей забивали до смерти палками, бросали в реку Волхов, ставили на правёж, чтобы принудить их к отдаче всего своего имущества, жарили в раскалённой муке.

Новгородский летописец рассказывает, что были дни, когда число избитых достигало полутора тысяч; дни, в которые избивалось 500 − 600 человек, считались счастливыми. Шестую неделю царь провёл в разъездах с опричниками для грабежа имущества; были разграблены монастыри, сожжены скирды хлеба, избит скот.

Несмотря на новгородские летописи, «Синодик опальных», составленный около 1583 года, со ссылкой на отчёт Малюты Скуратова, говорит о 1505 казнённых под контролем Скуратова.

Советский историк Руслан Скрынников, прибавив к этому числу всех поимённо названных новгородцев, получил оценку в 2170-2180 казнённых; оговариваясь, что донесения могли быть не полны, многие действовали «независимо от распоряжений Скуратова», Скрынников допускает цифру в три-четыре тысячи человек.

В. Б. Кобрин считает и эту цифру крайне заниженной, отмечая, что она исходит из предпосылки, что Скуратов был единственным или по крайней мере главным распорядителем убийств. Кроме того, следует отметить, что результатом уничтожения опричниками съестных запасов был голод (так что упоминается людоедство), сопровождавшийся свирепствовавшей в то время эпидемией чумы.

Согласно новгородской летописи, во вскрытой в сентябре 1570 г. общей могиле, где погребали всплывших жертв Ивана Грозного, а также умерших от последовавших голода и болезней, обнаружили 10 тысяч человек. Кобрин сомневается, что это было единственное место погребения погибших, однако считает цифру в 10-15 тысяч наиболее близкой к истине, хотя общее население Новгорода тогда не превышало 30 тысяч. Однако убийства не были ограничены лишь самим городом.

Из Новгорода Грозный отправился к Пскову. Первоначально ему он готовил ту же участь, но царь ограничился только казнью нескольких псковичей и конфискацией их имущества. В то время, как гласит популярная легенда, Грозный гостил у одного псковского юродивого (некоего Николы Салоса), когда пришло время обеда, Никола протянул Грозному кусок сырого мяса со словами: «На, съешь, ты же питаешься мясом человеческим», а после — грозил Ивану многими бедами, если тот не пощадит жителей.

Грозный, ослушавшись, приказал снять колокола с одного псковского монастыря. В тот же час пал под царём его лучший конь, что произвело впечатление на Ивана. Царь поспешно покинул Псков и вернулся в Москву, где снова начались розыски и казни: искали сообщников новгородской измены.

От этого дела сохранилось только описание в Переписной книге Посольского приказа: «Столп, а в нём статейной список из сыскного из изменного дела 78-го (1570) году на ноугородцкого архиепископа Пимина, и на новгородцких дьяков, и на подьячих, и на гостей, и на владычних приказных, и на детей боярских, и на подьячих, как они ссылались к Москве (были в связи с Москвой; далее — список) … что архиепископ Пимин хотел с ними Новгород и Псков отдати Литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича; и в том деле с пыток многие про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимина и на ево советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью розными казнми, а иные разосланы по тюрмам, а до ково дело не дошло, и те свобождены, а иные и пожалованы»; далее идёт важное примечание: «…а подлинново дела, ис чево тот статейный список выписан, не сыскано, а приговор… и список за дьячьею пометою, хто как ка жнен, ветх гораздо и изодрались, а большой статейный список ветх же»; то есть и здесь нет подлинных документов, как указывает неоднократно С. Ф. Платонов.

Были схвачены ряд лиц, которые задавали тон в делах после разгона «Избранной рады»: А. Д. Басманов с сыном Фёдором, дьяк Посольского приказа И. М. Висковатый, казначей Н. Фуников-Курцев, опричный келарь (снабженец) А. Вяземский и др. (все они были умерщвлены, некоторые — особо изуверским образом: так, Фуникова попеременно обливали кипятком и холодной водой, его жену, раздев, посадили на натянутую верёвку и протащили по ней несколько раз, с Висковатого живьём срезали мясо). В Александровой слободе были утоплены в р. Серой домочадцы казнённых (ок. 60 женщин и детей). Всего было приговорено к казни 300 человек, однако 187 из них царь помиловал.

В начало

Период правления Ивана Грозного и в частности политика опричнины, проводимая им, является одним из самых изучаемых вопросов как отечественными, так и зарубежными исследователями.

Практически все историки, занимавшиеся этой проблемой, отмечали, что российских источников, дошедших до нас от этого времени, явно недостаточно для полноценного изучения эпохи. Опричные архивы не сохранились. Часть из них сгорело в бесчисленных пожарах, остальные сгнили в сырых подвалах.

В этих условиях важное значение приобретают зарубежные источники, в частности, записки иностранцев, побывавших в то время в России. Сочинения иностранных авторов нередко дополняют и уточняют информацию русских источников, а иногда содержат и уникальные сведения. «Записок» иностранцев о России времени опричнины сохранилось не так много, и не все они обладают одинаковой ценностью с точки зрения полноты и достоверности информации.

Наиболее известными сочинениями иностранцев считаются: «Сказание» Альберта Шлихтинга, «Записки» Генриха фон Штадена и «Послание» Иоганна Таубе и Элерта Крузе. Они заслуживают особого внимания, так как принадлежат очевидцам и даже участникам описываемых событий.

Все эти авторы в 60−70-е гг. XVI в. достаточно долгое время провели в России. Альберт Шлихтинг (немецкий дворянин из Померании) при взятии литовской крепости Озерище русскими войсками в 1564 году был пленён и уведён в Москву. Там он, знавший русский и латинский языки, попал в качестве слуги и переводчика к личному врачу Ивана IV итальянцу Арнольду Лендзею, где пробыл с 1564 по 1570 гг. Генрих Штаден находился в России с 1564 по 1576 гг. Он некоторое время был переводчиком в Посольском приказе, затем служил в опричном войске и участвовал в походе на Новгород зимой 1569−1570 гг.

Ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе в первые годы Ливонской войны перешли на сторону Ивана Грозного и с середины 1560-х гг. стали советниками Ивана Грозного по ливонским делам. В 1571 г., после неудачной осады Ревеля русскими войсками, в которой они также принимали участие, они бежали из России и перешли на сторону польского короля.

Специфической чертой этих источников является наличие преувеличений и различного рода ошибок, которые объясняются, в частности, тем, что иностранцы обычно не знали русского языка, либо знали его плохо.

Как отмечал М. Н. Тихомиров, особенностью сказаний иностранцев является также пристрастность их мнений. Каждый из них ехал в Россию с определенными взглядами и ожиданиями, многое зависело от того, каких целей он добивался. Часто мнения иностранцев о том или ином народе зависело от приема, который они встретили в стране. Московские порядки иноземцам обычно не нравились. Российское государство по своим нравам и обычаям резко отличалось от Западной Европы; иностранцы рассматривали новые для них порядки со своей точки зрения, поэтому им бросалось в глаза главным образом все отрицательное. Сыграло свою роль также и то, что приезжавшие иностранцы принадлежали к другому вероисповеданию, были католиками или протестантами.

Чрезвычайно важное замечание об особенностях записок иностранцев как исторического источника принадлежит выдающемуся русскому историку В. О. Ключевскому, посвятившему изучению этих сочинений одно из своих исследований. В. О. Ключевский отмечал: «Незнакомый или малознакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам, иностранец не мог дать верного объяснения многим явлениям русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их, но описать их, выставить наиболее заметные черты, наконец, высказать непосредственное впечатление, производимое ими на человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них со своей домашней, условной точки зрения».

На данные источники в своих работах ссылались многие историки, и, поскольку количество таких работ очень обширно, мы будем рассматривать лишь наиболее известные труды отечественных исследователей.

Специальные исследования по истории опричнины с использованием иностранных источников появились в XIX веке. Н. М. Карамзин неоднократно ссылался на записки иностранцев в своей «Истории государства Российского». Исследование, направленное непосредственно на изучение иностранных источников этого периода, было составлено уже В. О. Ключевским.

На рубеже XIX—XX вв. появились «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв.» С. Ф. Платонова. В состав этой книги вошли статьи по вопросам опричнины, в которых использовались, в том числе сведения из сочинений иностранцев о земельной политике опричнины и о положении земского населения в этот период.

В XX в. труды по истории опричнины стали выходить один за другим, и, конечно же, ученые не могли не привлекать в свое исследование сочинения иностранцев, как весьма важную и интересную категорию источников. Некоторые исследования вышли в форме сборника статей по различным вопросам опричнины. Таковыми выступают труд П. А. Садикова «Очерки по истории опричнины» и «Исследования по истории опричнины» С. Б. Веселовского. Появляется ряд монографий. Страницы истории опричнины и жизнь Ивана Грозного подробно описаны в книге Р. Г. Скрынникова «Иван Грозный». А. А. Зимин в труде «Опричнина Ивана Грозного» рассматривал социально-экономический и политический смысл образования опричнины.

Ленинградский историк Д. Н. Альшиц в книге «Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного» уделяет много внимания критике «Записок» Генриха Штадена, рассмотрению возможных причин их создания и фактов, говорящих, по мнению исследователя, о недостоверности представленной информации.

А. И. Браудо в библиографической заметке «Послание Таубе и Крузе к герцогу Кетлеру» занимается подробным рассмотрением этого сочинения.

Мнения ученых по отдельным вопросам иногда были различны, сложились определенные взгляды на некоторые аспекты развития опричнины, на ее цель и значение в истории, и каждый ученый придерживался той или иной концепции.

В начало

Синодик опальных — синодик для церковного поминовения, написанный по указанию царя Ивана Грозного. Составлен с целью поминовения лиц, пострадавших в годы его правления.

Синодик составлен в конце жизни Ивана IV (около 1583 года), который объявил прощение всем казнённым им боярам и пожертвовал монастырям на помин их душ крупные денежные суммы. Одновременно им были разосланы в десятки монастырей поминальные списки, которые со времён Н. М. Карамзина популярны в качестве источников по истории опричнины.

Всего к настоящему времени известно 14 царских синодиков — по числу монастырей, в синодиках которых они сохранились; количество же списков больше, впрочем, ненамного (некоторые синодики сохранились в двух-трех списках; например, известны два списка синодика Нижегородского Печерского монастыря; два — Переяславского Никитского; два — Кирилло-Белозерского; три — Московского Богоявленского); всего их — 19 списков.

В исследовании Синодика 1583 г. больше всего сделали С. Б. Веселовский и Р. Г. Скрынников. Первый из них, использовав помимо опубликованных, несколько архивных списков синодика (Чудовский, Костромской Богоявленский, Троице-Сергиев) и другие источники, хорошо показал обстановку, обстоятельства, при которых составлялся этот своеобразный источник. Хотя последний был известен со времен Карамзина, однако, по словам С. Б. Веселовского (его работа написана в 1940 г. ), синодик «остается недоступным историкам и даже непрочтенным, как будто он написан на неизвестном нам языке» . Достаточно сказать, что до Веселовского считали само собой разумеющимся, что царь Иван IV, расправляясь с неугодными ему лицами, их имена тут же заносил в синодик, чтобы обеспечить им, по тогдашним понятиям, не только нормальные похороны, но и хорошую загробную жизнь. Последняя гарантировалась не только добродетельным поведением при жизни, но и, что очень важно, покаянием в грехах перед смертью, исповедью духовнику, пострижением в монахи перед смертью, различными поминовениями по усопшем (поминки-третины, девятины, полусорочины, сорочины и др.; поминания в церковных службах).

Молитвы за умерших способствовали, как тогда считали, улучшению баланса добрых дел и грехов в преддверии «страшного суда». Особо ценилось вечное поминание в церквах и монастырях, которое поручалось приходскому духовенству и монахам. Оно обеспечивалось вкладами — деньгами, вещами, которые были платой за постоянное чтение синодика с именами умерших.

В представлении царя Ивана, он волен в жизни и смерти своих «холопей»-подданых, а «собаки-изменники» недостойны ни христианского погребения, ни посмертного поминания; на «страшном суде» он будет оправдан за то, что предавал их смерти. Опричный террор принял такие формы, которые сопровождались внезапными казнями, без покаяния и предсмертного распоряжения убиваемых; опальных запрещали погребать (бросали трупы собакам, птицам, зверям), поминать, т. е. лишали надежды на «вечную жизнь». Так продолжалось в течение всей опричнины, до последних лет жизни Грозного.

Поражения на поле боя, бесплодность разорительной Ливонской войны, смерть сына Ивана (19 ноября 1581 г.) потрясли царя, и он, примерно за год до кончины, отказался от непримиримой позиции по отношению к опальным и казненным. По словам С. Б. Веселовского, царь «сдал эту позицию, как сдал свои позиции перед Баторием и Делагарди» , т. е. перед Речью Посполитой и Швецией. Весной 1583 г. из царской казны рассылают по монастырям вклады деньгами и имуществом (церковная утварь, одежда, богослужебные книги), в том числе и конфискованным у казненных. Одновременно монастыри получали и список опальных.

Составляли его, по наблюдениям Веселовского, приказные дьяки на основании следственных и судебных дел, наказов опричникам и прочим лицам, совершавшим казни, их донесений, погодных записей о событиях, которые велись в Разрядном и Посольском приказах с целью их использования в официальном летописце. Указанные источники позволили составить «далеко не полный и несколько случайный список опальных», «не в порядке событий, а задним числом, наскоро, по разным источникам» . Ряд лиц, казненных Иваном Грозным, в синодик не вошел.

Составление списка опальных, его рассылка вместе с вкладами происходили в течение целого года; в него вносились изменения и дополнения. А в монастырях их текст тоже подвергался изменениям: в ряде списков опущены фамилии казненных, их прозвищные (нехристианские) имена, упоминания о немцах, татарах; подробности, связанные с казнями. Некоторые из списков представляют собой перечень одних только имен, поскольку именно они произносились во время поминальной службы. Переписчики других списков (при внесении их в монастырские синодики) не были так последовательны, и в них мы находим перечни разной степени полноты, правда, с ошибками, описками, искажениями.

Основную часть труда С. Б. Веселовского составляет алфавитный список казненных, упоминаемых в синодике 1583 г. и других источниках (летописи, разрядные, писцовые книги, актовый материал и др.). По подсчетам автора, в наиболее полных списках синодика упоминается о казни 3,3 тыс. человек. Из них 2060 чел. не названы по именам — это представители социальных низов (холопы, псари, прочие «простые люди»). По именам же названы 1240 чел., из которых удается установить фамилии только около 400 чел.; это — бояре, князья, дворяне и дети боярские, деятели государственного аппарата (казначеи, думные и недумные дьяки, подьячие, московские и провинциальные, например, новгородские) и представители купеческого сословия.

Р. Г. Скрынников, опираясь на исследования С. Б. Веселовского, продолжил его. Если Веселовский в общей форме отметил те источники, которые легли в основу синодика, а его список казненных не «привязан» к отдельным судебным делам, то Скрынников провел специальную работу, в результате которой установил последовательность дел, процессов и включение, в соответствии с ней, в синодик списков лиц, проходивших по этим делам. Таковы дела (и, соответственно, списки казненных) дьяка Казарина Дубровского (конец 1567 г.), с имени которого начинается ряд списков синодика, митрополита Филиппа Колычева (1568 г.), боярина и конюшего И. П.Федорова Челяднина (1568 г.), княгини Е. Старицкой (1569 г.), новгородское «изменное» дело (декабрь 1569 — февраль 1570 гг.), дело князя В. А. Старицкого (1569 г.), псковское дело (февраль 1570 г.), дела о казнях в Москве летом 1570 г., о казнях 1564-1565 гг.

Как пишет автор, основную, часть синодика, девять десятых его объема, составляют подробные и полные списки лиц, казненных в 1567-1570 гг.; эти годы — время апогея опричного террора; все судебные дела, послужившие источниками синодика за эти лихие годы, — части единого политического процесса об измене Старицких. В конце же синодика (одна десятая его объема) помещены взятые тоже из судных дел списки лиц без всякой хронологической последовательности, не отличающиеся полнотой; многие судебные дела к моменту составления царского синодика оказались утерянными (прошло ведь почти два десятилетия с момента введения опричнины), работа велась впопыхах, может быть, и небрежно. Но в целом, синодик «перестает быть неполным и случайным набором имен», поскольку «в основе его лежат подлинные материалы опричных архивов» .

Исследователи уже отмечали, что наличие списков различной степени полноты, их дополнения друг к другу позволяют составить более полный список казненных в опричнину Ивана Грозного, судить о тексте протографа (может быть, — протографов?) царского синодика С. Б. Веселовский не без основания полагал, что «в ходе составления списков и рассылки вкладов, затянувшихся не менее чем на год, были дополнения и изменения первоначальной редакции списка». Думается, что, несмотря на его переработки, имевшие место в монастырях, эти различия в текстах списков, получаемых обителями в разное время, не могли быть сглажены до конца. Именно этим можно объяснить отличия списков разных монастырей в передаче имен, количестве последних и прочие индивидуальные особенности, присущие отдельным спискам или группам списков.

Оригиналы царского синодика до нас не дошли. Их списки сохранились в составе монастырских синодиков конца XVI-XIX вв. Здесь находим ссылки на то, что перечни казненных вписаны в тот или иной синодик из «государева указа», «царевой грамоты», «государских книг», царского «поминания», «сенаника» (синодика). Очевидно, каждый из монастырей получал грамоту от имени царя с повелением поминать убиенных в опричнину согласно списку, приложенному к ней. Для этого нужно было записать имена из царского синодика в монастырский синодик, что и делали монастырские писцы-грамотеи. Но делали это по-разному, исходя из текста царской грамоты и своего разумения.