В начало

Адашев Алексей Федорович — сын незначительного по происхождению служилого человека Федора Григорьевича Адашева, прославил свое имя в царствование Ивана Васильевича Грозного.

Впервые Адашев упоминается 3 февраля 1547 года вместе с братом Даниилом на свадьбе царя Ивана Грозного в должности ложничего и мовника, то есть он стелил брачную постель государя и сопровождал новобрачного в баню.

Большим влиянием на царя Адашев стал пользоваться вместе со знаменитым благовещенским священником Сильвестром после страшных московских пожаров (в апреле и в июне 1547 г.) и убиения возмутившимся народом царского дяди князя Юрия Глинского.

Эти события, рассматриваемые как кара Божия за грехи, произвели нравственный переворот в молодом впечатлительном царе. Вот что говорит он сам: «Вошёл страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».

С этого времени царь, нерасположенный к знатным боярам, приблизил к себе двух неродовитых, но лучших людей своего времени, Сильвестра и Адашева. Иван нашёл в них, а также в царице Анастасии и в митрополите Макарии, нравственную опору и сдержку своей испорченной с детства природы и направил мысли свои ко благу России.

Время так называемого правления Сильвестра и Адашева было временем широкой и благотворной для земли деятельности правительства (созыв 1-го земского собора для утверждения судебника в 1550 году, созыв церковного собора Стоглава в 1551 году, покорение Казани в 1552 году и Астрахани (1556 год); дарование уставных грамот, определивших самостоятельные суды общин: большое разверстание поместий, упрочившее содержание служилых людей в 1553 год).

Несомненно, что Иван IV, одаренный от природы блестящими способностями и необыкновенно проникнутый сознанием своей самодержавной власти, играл в этих славных событиях не пассивную роль, как говорят некоторые историки, но во всяком случае он действовал по совету с Сильвестром и Адашевым, а потому за последними надо признать великие исторические заслуги.

В 1550 году Иван IV пожаловал Адашева в окольничие и при этом сказал ему речь, по которой всего лучше судить об отношениях царя к его любимцу: «Алексей! взял я тебя из нищих и из самых молодых людей. Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей ради помощи душе моей; хотя твоего желания и нет на это, но я тебя пожелал, и не одного тебя, но и других таких же, кто б печаль мою утолил и на людей, врученных мне Богом, призрел. Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных; не смотря и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами, хотящего быть правым: но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия; избери судей правдивых от бояр и вельмож». Во внутренних делах государства деятельность Адашева можно характеризовать словами Курбского: «был он общей вещи зело полезен».

Выделялась и дипломатическая деятельность Адашева по ведении множества возлагавшихся на него переговоров: с казанским царем Шиг-Алеем (1551 и 1552), ногайцами (1553), Ливонией (1554, 1557, 1558), Польшею (1558, 1560), Данией (1559). Значение Сильвестра и Адашева при дворе создало им и врагов, из коих главными были Захарьины, родственники царицы Анастасии. Его враги особенно воспользовались неблагоприятно для Адашева сложившимися обстоятельствами во время болезни царя в 1553 году.

Опасно заболев, царь написал духовную и потребовал, чтобы двоюродный брат его князь Владимир Андреевич Старицкий и бояре присягнули его сыну, младенцу Дмитрию. Но Владимир Андреевич отказался присягать, выставляя собственные права на престол по смерти Иоанна и стараясь составить себе партию.

Сильвестр видимо склонялся на сторону Владимира Андреевича. Алексей Адашев, правда, присягнул беспрекословно Дмитрию, но отец его, окольничий Фёдор Адашев, прямо объявил больному царю, что они не хотят повиноваться Романовым, которые будут управлять за малолетством Дмитрия.

Иоанн выздоровел и уже другими глазами стал смотреть на прежних друзей. Равным образом сторонники Сильвестра потеряли теперь расположение царицы Анастасии, которая могла подозревать их в нежелании видеть сына её на престоле. Однако царь на первое время не обнаружил враждебного чувства, или под радостным впечатлением выздоровления, или из боязни затронуть могущественную партию и порвать старые отношения, и даже в 1553 году пожаловал Фёдора Адашева боярской шапкой.

Поездка царя в Кириллов монастырь, предпринятая в 1553 году с царицей и сыном Дмитрием, сопровождалась обстоятельствами, также неблагоприятными для Адашева: во-первых, дорогой скончался (утонул) царевич Дмитрий, и тем исполнилось предсказание Максима Грека, переданное царю Адашевым, во-вторых, Иоанн увидался во время этой поездки с бывшим коломенским владыкой Вассианом Топорковым, любимцем отца Ивана IV, и, конечно, беседа Вассиана была не в пользу Сильвестра и его партии.

С того времени царь стал тяготиться своими прежними советниками тем более, что он был дальновиднее их в делах политических: Ливонская война была начата вопреки Сильвестру, который советовал завоевать Крым. Болезненная подозрительность Ивана IV, усиливаемая наговорами враждебных партии Сильвестра людей, вражда сторонников Сильвестра к Анастасии и её родным, неумелое старание Сильвестра сохранить влияние на царя грозой Божия гнева произвели постепенно полный разрыв Иоанна с его прежними советниками.

В мае 1560 года отношение царя к Адашеву были таковы, что последний нашёл неудобным оставаться при дворе и отправился в почётную ссылку в Ливонию 3-м воеводой большого полка, предводимого князем Мстиславским и Морозовым. По смерти царицы Анастасии († 7 августа 1560 года) нерасположение Ивана IV к Адашеву усилилось; царь приказал перевести его в Дерпт и посадить под стражу. Здесь Адашев заболел горячкой и через два месяца скончался. Естественная смерть спасла его от царской расправы, так как в ближайшие годы все родственники Адашева были казнены. Так и закончилась династия Адашевых.

В начало

В том же году в месяце июне послал государь на стада крымские воевод в Мамаилуе: в большом полку боярина Ивана Васильевича Шереметева да окольничего Льва Андреепича Салтыкова, в передовом полку окольничего Алексея Даниловича Басманова

Алексей Данилович Басманов (ум. 1570/71) — боярин (с 1555 г.) и воевода Ивана IV. За храбрость, проявленную при осаде Казани в 1552, пожалован придворным чином и должностью окольничего, один из предводителей опричнины. Сын Даниила Андреевича Плещеева, прозванного Басманом и погибшего в литовском плену.

Впервые упоминается в истории в 1543 г. Он был тогда на стороне Шуйских и вместе с другими боярами, их приверженцами, участвовал в преследовании Федора Семеновича Воронцова, пользовавшегося расположением Иоанна IV .

В 1552 г. отличился при осаде Казани, обнаружив свою храбрость во время одного приступа на крепость вместе с знаменитым князем Воротынским и в этом же году был пожалован чином окольничего. Через три года ему представился случай вновь показать свою замечательную храбрость и способности: с 7000 солдат он в 1555 г. полторы суток выдерживал натиск 60-тысячного крымского войска, вождем которого был сам хан Девлет-Гирей . В следующем году он получает боярское звание и назначается вторым наместником в Новгороде.

С открытием в 1558 г. Ливонской войны Алексей Данилович покидает Новгород и принимает деятельное участие в этой войне. Взятием Нарвы и участием в осаде Полоцка окончательно утверждается слава его, как храброго военачальника.

Но этим военные подвиги Алексея Даниловича не кончаются. После 1563 г., когда был взят Полоцк, военные действия на время как бы прекращаются, и некоторые отряды русских войск получили возможность вернуться на родину. В числе удалившихся был и Алексей Данилович Басманов. Проживая в своем богатом поместье на берегу Оки, он в 1564 г. узнает о нашествии Девлет-Гирея. Тотчас вооружил он своих людей и вместе с сыном Федором Алексеевичем засел в Рязани, на которую наступал Девлет-Гирей. Но несмотря на ветхость стен, крымцам не удалось взять города: все их отчаянные приступы были безуспешны вследствие храброй и искусной защиты Алексея Даниловича Басманова.

Предположительно один из основателей опричнины - план ее создания, по некоторым известиям, принадлежал Алексею Даниловичу Басманову «с товарищами». Басманов имел большое влияние на Ивана IV, от его имени изгнал из храма митрополита Филиппа (1568).

В 1570 г. некто Петр Волынец донес государю о том, что новгородцы сносятся с польским королем и желают восстановить свои прежние привилегии и что у тех уже написана грамота об этом и положена в Софийском соборе за образом Богоматери.

Произошел известный разгром Новгорода и началось расследование дела. При расследовании погибло много именитых граждан, в том числе и любимцы Иоанна: Алексей Басманов и его сын Федор, обвинявшиеся в сношениях с Новгородцами и намерении посадить на трон Владимира Андреевича Старицкого. После раскрытия и ликвидации новгородского заговора (1569-1570) обвинен в измене и вместе со своим сыном Федором казнен. По другим данным, умер в опале на Белоозере.

В начало

Бельский Богдан Яковлевич — сын боярский, оружничий и думный дворянин, старший из 2 сыновей Я. Л. Скуратова- Бельского. Начал свою деятельность при дворе Ивана Грозного опричником, участвовал в ряде походов и сражений Ливонской войны (1558-1583). Вскоре был замечен царём и стал его ближним человеком («неотходным хранителем »), спал в одной с ним комнате.

Умный, энергичный и властолюбивый временщик пытался всеми правдами и неправдами пробить себе путь на самый верх иерархической лестницы, но, несмотря на все старания Бельского, царь не счёл нужным дать ему при дворе высокий чин. Только в 1578 получил он чин всего лишь оружничего, несмотря на то, что Бельский был «аще и совершеннаго имени чиновска еще тогда не у бе венчан славою», но «от всего царскаго синклита первоближен и началосоветен при преславнаго царя Ивана очех». Ему Иван Грозный поручил свои личные дела, касавшиеся, например, переговоров с английским послом Боусом о женитьбе на племяннице английской королевы М. Гастингс.

В ведении Бельскогоий были всевозможные гадалки, колдуны, астрологи, собранные по случаю появления хвостатой кометы и предсказавшие скорую смерть царя. Иван скончался за игрой в шахматы именно с Бельским.

Имеются сведения, что царь поручил ему воспитание своего сына Дмитрия Ивановича (от Марии Нагой). После смерти царя (1584) Бельский попытался возвести на престол этого царевича и восстановить опричные порядки, но потерпел неудачу и был сослан воеводой в Нижний Новгород.

В 1598 тщетно пытался выступить претендентом на престол: после смерти царя Фёдора Ивановича прибыл в Москву с отрядом своих приверженцев и заявил о своих претензиях на царство, а когда ему в этом было отказано, начал интриговать против Бориса Годунова в пользу Симеона Бекбулатовича. Новый царь пожаловал его в окольничие и выпроводил из столицы, послав строить на южной границе крепость Царёв-Борисов.

В связи с делом о заговоре Бельского против Годунова боярина вызвали в Москву и подвергли суду (1602). Московский дьяк И. Тимофеев, сообщая о дальнейшей судьбе Бельского, писал, что его не только лишили сана, но и предали позорному наказанию, какому в соответствии с «градскими законами» подвергались «злодеи», разбойники и «мытари… и ина безчеснейшая поругания и срамоту ему... наложиша и в места дальная поточен бысть»: некий шотландский капитан Габриэль осуществил казнь, специально придуманную для Бельского: он вырвал ему по волоску всю его густую и длинную бороду, служившую в то время символом достоинства и чести, после чего окольничего сослали, по одним сведениям, в Сибирь, по другим — «на Низ в тюрьму».

Филарет (Ф. Н. Романов) считал, что в Думе у Годунова не осталось умных и «досужих» людей, способных решать государственные дела, и поэтому «не станет- де их дело никоторое, нет-де у них разумново, один-де у них разумен Богдан Бельской к посольским и ко всем делам добре досуж».

После смерти царя Бориса (13 апр. 1605) его вдова царица Мария Григорьевна Скуратова-Бельская тотчас же распорядилась о возвращении в Москву своего двоюродного брата — Бельского, который, по словам современников, сразу же в качестве бывшего гонимого оказался «в большой чести у простого народа».

С приближением Лжедмитрия I к Москве Бельский подтвердил, что тот — истинный царевич Дмитрий, и стал активным участником этой самозваннической авантюры.

«Переворот в Москве выдвинул на авансцену Богдана Бельского… Среди молодежи, окружавшей Лжедмитрия, он выделялся как своими годами, так и огромным политическим опытом. Соратник Ивана Грозного и законный опекун его детей, Бельский рассчитывал стать правителем при «Дмитрии ». Самозванец навязал свою власть высокородной знати. Он должен был обрушить на ее голову «грозу», чтобы укрепить самодержавную власть. Бельский как нельзя лучше подходил к роли правителя при ненавистном боярам «воре».

Он начал службу в ведомстве своего дяди Малюты Скуратова и немало преуспел в борьбе с боярской крамолой. Невзирая на худородство Бельского, новый царь пожаловал ему боярский чин. И все же Бельский не сделал карьеры при дворе самозванца. Его политические взгляды были известны в Москве слишком хорошо.

При воцарении Федора Ивановича Бельский пытался возродить в государстве опричные порядки, но потерпел полную неудачу. Казнь Василия Шуйского должна была расчистить Бельскому путь к власти. Но кровавой расправе воспротивились и польские советники царя, и путивльские бояре, и московская дума. Немалую роль сыграло соперничество в ближайшем окружении царя. Претензии Бельского на первенство не встретили сочувствия прочих ближних людей. Помилование Шуйского было для него политической катастрофой.

Отрепьев выслал Богдана Бельского из Москвы, назначив его вторым воеводой в Новгород Великий. Единственный человек, способный обуздать «боярское своеволие», навсегда покинул двор Лжедмитрия».

После свержения самозванца (1606) сослан царём Василием Шуйским в Казань воеводой. Казанцы, до сих пор остававшиеся верными царю, узнав о свержении Шуйского (1610) и занятии поляками Москвы, не желая подчиняться иноземцам, тут же присягнули на верность Лжедмитрию II.

Бельский пытался отговорить их от этого акта, но лишь навлёк на себя гнев народа. Подстрекаемая дьяком Шульгиным разьярённая толпа сбросила Бельского с высокой башни кремля, затем подхватила его внизу и растерзала (1611). Оставил 2 сыновей: Ивана и Постника.

Богуславский В. "Славянская энциклопедия. XVII век"

В начало

Висковатый Иван Михайлович - русский государственный деятель, дипломат. Подьячий Посольского приказа (1542-1549). С 1549 года руководил приказом вместе с А. Адашевым.

С 1553 года - дьяк думный; с 1561 года - печатник. Играл видную роль во внешней политике, был одним из сторонников Ливонской войны 1558-1583 годов. В 1570 году был заподозрен в боярском заговоре и казнен.

Происхождение и дата рождения Ивана Михайловича Висковатого неизвестны. Впервые его имя упоминается в дипломатических делах 1542 года. Из них следует, что он был подьячим и писал перемирную грамоту с Польшей.

Иван Михайлович продвигался по службе благодаря своим способностям и старанию.

К тому же у него имелись покровители: скорее всего, ему благоволили родственники первой жены царя Ивана IV Анастасии - Захарьины.

С января 1549 года в посольских книгах все чаще встречается указание на то, что привезенные послами грамоты царь приказывает принимать Висковатому. Вероятно, Иван IV имел основания, когда указал ему "ведать посольским делом".

2 января 1549 года он отбыл к ногайским послам. 17 января - к бывшему астраханскому "царю" Дербышу. 22 января - "с ответом" к литовским послам. Тогда же в присутствии иностранных послов царь приказал называть подьячего Висковатого дьяком. Официальное повышение состоялось несколькими месяцами позже и было связано с назначением Висковатого начальником Посольского приказа.

С 1549 по 1559 год в Москву приезжали 32 посольства из разных стран. Во всех переговорах участвовал Висковатый.

Иван Михайлович, как руководитель Посольского приказа, ведал перепиской царя и Боярской думы с иноземными послами, участвовал в предварительных переговорах, решал вопросы, связанные с приездом и пребыванием в Москве иностранных дипломатов, готовил русские посольства для отправки в разные страны.

Как ближний государев дьяк Висковатый делал записи, которые затем использовались в качестве заготовок для официальной летописи. Кроме того, став главой Посольского приказа, Иван Михайлович получил в свое ведение Царский архив, содержавший огромное количество рукописных книг и различных государственных актов московских великих и удельных князей, их родословные, правительственное делопроизводство, всю документацию внешнеполитического характера, а также различные следственные материалы.

В конце XV - первой половине XVI века Царский архив находился в ведении великокняжеских дьяков, каждый из которых имел ларец для текущей документации. Во второй половине XVI века Царский архив окончательно оформился в самостоятельное учреждение во главе с посольскими дьяками. Первым из них стал Висковатый.

Решая дипломатические задачи, Иван Михайлович и его подчиненные должны были учитывать всю историю взаимоотношений с другими странами. Иначе невозможно было наводить справки, делать выписки, ссылки на более ранние переговоры, грамоты и т. д. Висковатый систематизировал документы государственного архива и организовал его текущее делопроизводство.

Основным направлением внешней политики в середине XVI века стало восточное. В 1552 году было завоевано Казанское ханство, в 1556-м - Астраханское. Висковатый хотя и сопровождал царя в Казанском походе, но, по свидетельству немца-опричника Генриха Штадена, бывшего на службе в России, "был не прочь, чтобы крымский царь забрал Русскую землю, был расположен ко всем татарам и помогал им". Сам царь обвинял Висковатого в том, что он "ссылался с Крымом и наводил на Русь бусурманство".

Глава Посольского приказа уделял особое внимание отношениям России с Западной Европой. Во второй половине XVI века Россия, не имевшая выхода к Балтийскому морю, поддерживала связь с Европой через Белое море. В 1553 году Иван IV пригласил англичан в Москву. После пышного приема английский посланник Ричард Ченслер получил дружественную грамоту для короля Эдуарда VI. Через два года Ченслер вновь приехал в Россию с двумя агентами торговой компании. После официального приема переговоры с ними вел Висковатый совместно с "лучшими" московскими купцами. Иван Михайлович понимал значение торговых связей России с Англией. В результате его стараний англичане получили льготную грамоту со множеством привилегий.

В благодарность за это король Филипп, сменивший на престоле Эдуарда VI, разрешил русским подданным так же свободно и беспошлинно торговать в Англии, причем брал их под свое покровительство. Был разрешен свободный въезд в Россию художников, ремесленников, различных мастеров, медиков, "рудознатцев". Дружественные дипломатические связи России с Англией, выгодная торговля, военная и экономическая помощь продолжались вплоть до второй половины XVII века. Основа столь прочного союза была заложена Висковатым.

Для установления широких экономических связей с передовыми странами Западной Европы нужен был выход в Балтийское море. Этому мешали Польша, Литва и ливонский орден. Господства на Балтийском море также добивались Швеция и Дания. Особенно досаждала Москве Ливония. Ливонские купцы стремились держать в своих руках все торговое движение, не пускали русских людей к морю, а иностранцев в Россию.

В 1558 году русские войска вошли в Ливонию, и началась война, затянувшаяся на 25 лет.

С первых же дней войны в правительстве образовались две партии. Любимец царя А.Ф. Адашев и его кружок считали необходимым продолжать военные действия на юге с крымскими татарами и Турцией. Московское дворянство вместе с начальником Посольского приказа Висковатым ратовало за продолжение Ливонской войны. Дворянство рассчитывало на новые поместные раздачи земель и расширение торговли со странами Восточной и Западной Европы. Победное завершение войны в Ливонии было совсем близко, но Адашев, руководивший войсками, не воспользовался благоприятным моментом, и вскоре наступление приостановилось.

Успехи русских войск в Прибалтике встревожили Литву, Польшу, Швецию и Данию, также претендовавших на Ливонское наследство. Они попытались дипломатическим путем прекратить вспыхнувшую войну. Основную роль в заключении перемирия 1559 года сыграло посредничество датского короля, приславшего для переговоров посольство в Москву. Во время переговоров Висковатый решительно заявил, что Дания не должна была принимать жалобы ливонцев, подданных московского государя. По мнению дьяка, обратившись к иностранным государствам, ливонцы уподобились неверным слугам, которые, украв имущество своего господина, продают его [имущество] другому. Он говорил, что московские государи не привыкли уступать кому бы то ни было покоренные ими земли; они готовы на союз, но только не для того, чтобы жертвовать своими приобретениями.

Висковатый надеялся, что его решительность поможет Москве отстоять свои интересы в Прибалтике и вынудит европейские державы признать русские завоевания, сделанные в первые годы ливонской войны. Однако добиться успеха дипломатическим путем не удалось; ситуация складывалась неблагоприятно для Московского государства.

В 1562 году русское командование приступило к крупным военным операциям против Литвы. В походе участвовал и Иван IV. При царе находилась посольская походная канцелярия, которую вместо Висковатого возглавлял дьяк Андрей Васильев. Оставшись в Москве, Висковатый принял датское посольство. В результате был принят проект договора, по которому Дания отказывалась принимать участие в военных действиях против России.

Чтобы обратить все силы против Литвы, Висковатый предпринял по тем временам достаточно неожиданный для человека его звания и чина шаг. 12 августа 1562 года он выехал сам в Данию для подтверждения договорной записи. Благодаря успешным переговорам были заключены союзный договор с Данией и 20-летнее перемирие со Швецией. Ливонская война продолжалась с переменным успехом.

В 1566 году в Москву прибыло великое польское посольство для ведения переговоров о заключении мира. Польские дипломаты не желали уступать России морской порт Ригу, а русские Польше - Полоцк и Смоленск. Переговоры оказались под угрозой срыва. Висковатый на специальном Земском соборе рекомендовал заключить перемирие, не требуя у Польши уступки спорных ливонских городов, при условии вывода оттуда польских войск и нейтралитета Польши в Ливонской войне. Но участники Земского собора высказались против этого и заверили правительство в том, что ради полного завоевания Ливонии они готовы на любые жертвы. В дальнейшем дипломатическая прозорливость Висковатого оправдалась. Неудачные переговоры 1566 года способствовали объединению в 1569 году на польско-литовском сейме в Люблине Польши и Литвы в единое крупное государство - Речь Посполитую.

Висковатый слыл одним из образованнейших людей России. При Посольском приказе он создал библиотеку, которой сам постоянно пользовался. Среди собранных там книг были сочинения по географии, "козмографии", русские летописи, польские и литовские хроники, сочинения Дамаскина и Златоуста, Коран и т. д. Он так свободно владел слогом церковной литературы, что в свое время даже писал грамоты от имени митрополита Макария. Поэтому не случайно, что он оказался в центре событий, связанных с "делом о еретичестве Матвея Башкина".

В конце июня - начале июля 1553 года на церковном соборе в Москве были осуждены один из радикальных религиозных мыслителей XVI века Матвей Башкин и его "единомысленные". На этом соборе выступил и Висковатый. В присутствии царя и бояр он обвинил духовника царя Сильвестра и протопопа Благовещенского собора Симеона в пособничестве еретикам. Он выступил также против нововведений, не соответствовавших, по его мнению, церковным канонам иконописания и заимствованных с Запада.

Но неожиданно для себя Висковатый из обвинителя превратился в обвиняемого. Об этом свидетельствует определение церковного собора, данное "диаку Ивану Михайлову... к его душевному исправлению" за то, что он в течение трех лет "от своего мнения о тех святых честных иконах сомнение имел, и вопил и возмущал народ... в соблазн и поношение многим".

14 января 1554 года Висковатого на три года отлучили от церкви. В первый год он должен был стоять около храма, каяться и просить входящих в храм помолиться за него; во второй - входить в церковь только для слушания божественного писания; в третий - находиться в церкви, но без права общения. Довольно грубо ему предписывалось "ведать свой чин" и не воображать себя "головой", будучи "ногой".

Служебное положение Висковатого не изменилось в связи с отлучением от церкви: он оставался главой Посольского приказа. Не исключено, что сам царь покровительствовал Ивану Михайловичу.

9 февраля 1561 года Иван IV жалует Висковатого званием "печатника" (хранителя государственной печати), называет его "своим ближним и верным думцем". С этого времени Висковатый в дипломатических документах одновременно именуется печатником и дьяком. Немец-опричник Генрих Штаден свидетельствовал: "Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца".

Висковатый неоднократно произносил речи от имени Ивана IV. Так, в 1561 году, когда шведы просили о частичном изменении практики обмена посольствами между Москвой и Стокгольмом, он говорил: "То дело надлежит тягостнее свыше всего, что прородителей своих старина порушити". В дипломатической практике часто использовались выдержки из документов Царского архива, ссылки на примеры прошлого. Послы украшали свою речь цитатами из библейских текстов, пословицами и афоризмами.

После возвращения из Дании в ноябре 1563 года Висковатый постоянно назначался царем в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами, но практически не занимался делопроизводством Посольского приказа. Во время пребывания Висковатого в Дании дьяк Андрей Васильев стал величаться "Царского Величества думным дьяком" и сохранил это звание в дальнейшем. Таким образом, летом 1562 года дело посольского дьяка фактически перешло к Васильеву. Висковатый как глава Посольского приказа продолжал оставаться советником.

Документальных свидетельств о его деятельности по возвращении из Дании немного. Висковатый, Васильев и ставленник Захарьиных Никита Фуников, возглавлявший Казенный приказ, держали в своих руках важную приказную документацию.

7 мая 1570 года Иван IV принял в Москве литовских послов, а "...встречи им были две: первая встреча, вышед из столовых сеней на рундуке печатник Иван Михайлович Висковатого, да дьяк Андрей Щелкалов". В июне 1570 года Висковатый участвовал в переговорах боярской комиссии с польскими послами в Москве и 22 июня вручил послам грамоту.

Обстановка в стране становилась все напряженнее. Царь всюду видел измены. Опричная Дума приняла решение о походе в западные районы.

В январе 1570 года карательная экспедиция устроила жестокий погром в Новгороде.

Сразу же после возвращения царя из Новгорода было затеяно так называемое "московское дело" высших приказных чинов, по которому среди прочих арестовали и казнили родного брата Висковатого Третьяка. Иван Михайлович объяснился с царем, убеждая его прекратить кровопролитие. Болезненно подозрительный Иван IV решил, что против него сложилась оппозиция. Висковатый настойчиво советовал царю, чтобы он "...в особенности же не истреблял своего боярства, и просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей". В ответ на слова Висковатого царь разразился угрозами: "Я вас еще не истребил, а едва только начал, но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось". Вскоре более 300 человекам было предъявлено обвинение, в том числе почти всем главным дьякам московских приказов. Висковатый обвинялся в заговоре с целью сдать Новгород и Псков польскому королю, посадить на трон Старицкого, в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, которым он будто "предлагал" Казань и Астрахань.

25 июля 1570 года великий дипломат был казнен на рыночной площади. Сначала опричники пытались заставить его публично признаться в своих "преступлениях" и просить царя о помиловании. Но его последние слова были: "Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!" После гордого отказа Ивана Михайловича распяли на кресте из бревен и расчленили живого на глазах царя и толпы.

Вслед за Висковатым казнили еще более 100 человек, в том числе и бывшего его помощника, главу Посольского приказа А. Васильева и государственного казначея Н. Фуникова, которого сварили, обливая кипятком.

Так закончилась жизнь Висковатого, о котором составитель Ливонской хроники Б. Руссов писал: "Иван Михайлович Висковатый - отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму и искусству как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы".

Описывая казнь Висковатого, польский хронист Александр Гваньини заключил: "Таков конец превосходного мужа, выдающегося по уму и многим добродетелям, канцлера великого князя, равного которому уже не будет в Московском государстве".

В начало

В том же месяце прислал из Свияжского города князь Михайло Воротынский с товарищами Федьку Баскакова: послан был Федька в головах у горных людей на Луговую сторону воевать, а горных людей ходило семьсот человек на лыжах; а пришли безвестно, повоевав, людей побили и полон взяли, и животину побили; и пришли, дал Бог, здравыми

Михаил Воротынский являлся Рюриковичем в XXI колене и вторым сыном удельного князя и московского боярина Ивана Михайловича Воротынского. Имел двух братьев — Владимира и Александра. В 1534 году Иван Воротынский вместе со своими тремя сыновьями был арестован, лишён своего удела (Воротынского княжества) и отправлен в ссылку на Белоозеро. После смерти отца Михаил был выпущен на свободу и получил треть его удела.

Впоследствии стал одним из приближённых царя Ивана Грозного. Из-за своих обширных земельных владений на юге государства и связанных с ними организационных и мобилизационных возможностей нёс военную службу, в основном, на южном направлении. Возглавлял русские войска в противостоянии с Крымским ханством, руководил строительством оборонительных сооружений. Отношение к Воротынскому при дворе всегда было настороженным и недоверчивым, что было связано с его полусамостоятельным статусом в качестве одного из немногих сохранившихся к эпохе царствования Ивана Грозного удельных князей. В Москве постоянно побаивались какого-либо сговора Воротынского с Литвой либо с крымским ханом.

Знатность рода давала князю в местнической системе значительные преимущества и способствовала его военной карьере. В 1542 году с отрядом из Одоева преследовал отступающих крымцев, догнав и разбив их на Куликовом поле. В 1543 году Воротынский первый воевода в Белёве, а в 1544 — второй воевода большого полка на береговой службе и наместник в Калуге. Осенью того же года из-за местнического спора трёх князей, оборонявших южный рубеж — Петра Щенятева, Константина Курлятева и Михаила Воротынского — войску крымского «царевича» Имин-Гирея удалось разорить окрестности Белёва и Одоева, пленив многих жителей. Из-за этого Воротынского направили на воеводство в отдалённый Васильсурск.

В Казанских походах 1545—1552 годов он был одним из руководителей: в 1547 году — воевода полка правой руки, в 1549 — воевода левой руки в Ярославле, в 1552 — второй воевода большого полка. Именно взятие Казани принесло Воротынскому всеобщую известность и славу. 26 августа 1552 года он руководил частью большого полка, который под интенсивным огнём казанцев подкатывал к городской стене туры — осадные укрепления в виде башенок. Людям Воротынского удалось в том числе отразить вылазку из города, предпринятую оборонявшимися. Подкатив туры на необходимое расстояние, Воротынский приказал рыть вокруг них окопы и оборонял захваченные позициии всю последующую ночь, в течение которой казанцы не раз совершали вылазки. Впоследствии, на позициях Воротынского русские войска установили артиллерию, которая наносила городу серьёзный урон, а военный инженер дьяк Иван Выродков соорудил 13-метровую передвижную башню. Когда казанцы совершили ещё одну крупную вылазку, завязался тяжёлый бой, в ходе которого Воротынский был легко ранен. Однако и эту атаку удалось отбить. 30 сентября, когда русские подорвали мины и разрушили большой участок городской стены, Воротынский участвовал в приступе Арских ворот и захватил участок стены, на котором со своими людьми удерживался два дня. Генерального приступа не последовало, основное русское войско лишь готовилось к нему, пока казанцы вновь укреплялись в городе. За это время Воротынский с помощью немецкого «розмысла» (инженера) вывел подкоп под позицию неприятеля и взорвал её с помощью 48 бочек пороха. Когда же начался генеральный приступ, Воротынский со своим полком был в самой гуще событий. После взятия города Воротынский получил почётное задание возглавлять ту часть русской армии, которой возвращалась в Москву «полем» (то есть по суше, а не по воде), а за воинские заслуги при осаде и боях на улицах города был включён в состав ближней думы царя.

После непродолжительного пребывания на крымской украине, в 1553—1555 годах Воротынский находится на воеводстве в Свияжске, который тогда рассматривался ключевой стратегической крепостью для контроля над Казанью. В это время здесь разыгралась Первая черемисская война.

В последующие годы Воротынский принимал участие в обороне Русского государства на южных рубежах от крымско-ногайских набегов. В 1559 году после крупного крымско-ногайского набега на украинные земли преследовал неприятеля до Северского Донца, однако отбить полон по большому счёту не смог.

В 1562 году Воротынский со своим младшим братом навлекли на себя царскую опалу. Их имущество было конфисковано, а Михаил Воротынский с семьёй был сослан в тюрьму в Белоозеро. Причиной стала нерасторопность Воротынского при отражении набега Девлет-гирея на Мценск. Воротынского заподозрили в сговоре с ханом, тем более, что на его собственные владения набегов уже давно не наблюдалось. По другой версии, Воротынского наказали за близость к опальным князьям Вишневецкому, Бельскому и Адашеву.

В 1565 году воевода был прощён. Ему был возвращёны его земельные владения, за исключением Новосиля, который был включён в опричнину. Воротынский был поставлен во главе большого полка в Туле, а в знак примирения царь пожаловал ему боярский титул. Вместе с князьями Мстиславским и Бельским Воротынский руководил Боярской думой перед Земским собором. В 1568—1569 годах отражал поход крымцев на Рязань.

В 1570—1571 годах Воротынский подготовил «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе», который был утверждён по решению думы 16 февраля. Этот документ считается первым уставом пограничных войск России. Необходимость регламентирования береговой службы была вызвана нехваткой кадров из-за оттока боеспособных частей на ливонский театр боевых действий. Устав определял сроки и смены службы, жалование и другие подробности, а за самовольное покидание службы при одновременном нападении неприятеля предусматривал смертную казнь.

В 1571 году разорительный набег на Москву предпринял хан Девлет Гирей. Негативно сказались малочисленность русского войска, отсутствие единоначалия, распри между земщиной и опричниной, а также, по-видимому, измена отдельных дворян, затронутых опричными репрессиями. Князь Воротынский руководил земским передовым полком, участвовавшим в обороне столицы. В условиях гибели остальных полков он не мог полноценно противостоять армии Девлет Гирея и по мере сил вёл бои с отдельными крымскими грабительскими отрядами, преследуя их и отбивая полон.

После разорения Москвы Воротынский остался старшим из земских воевод, поскольку И. Д. Бельский погиб, а И. Ф. Мстиславского представили народу как главного виновника трагедии. На следующий год Девлет-Гирей намеревался совершить новый поход, чтобы подчинить ослабленное Русское государство и возобновить систему зависимости наподобие золотоордынскому игу. Воротынскому было поручено организовать оборону на Оке. При этом в его распоряжении было сильно поредевшее войско, в котором не хватало опытных бойцов из служилых дворян. Иван Грозный не собирался прекращать Ливонскую войну, а, напротив, проводил всё новые кампании на северо-западе. После смотра войска в Коломне царь не возглавил его, а уехал на север, сославшись на дела в Новгороде.

Армия Воротынского состояла из 20 тысяч человек, в том числе небольшой отряд немецких наёмников. От услуг служилых татар, которые помогли при осаде Полоцка отказались, опасаясь на сей раз их измены. Правой рукой Воротынского был яркий и талантливый воевода Дмитрий Хворостинин. Орда Девлет-Гирея, явившаяся в июле, превосходила русское войско, как минимум, в два раза. Тщетно попытавшись пересечь Оку, где его поджидало основное войско Воротынского, Девлет-Гирей, оставив отвлекающие отряды, переместился к Сенькиному броду, где его военачальник Тебердей-мурза сумел разгромить 200 русских дворян. Там Девлет-Гирей переправился со своим войском на северный берег и устремился на Москву, где уже готовились к «осадному сиденью». Воротынский снялся с берега и начал преследовать ханское войско. Передовой полк во главе с Дмитрием Хворостининым и Андреем Хованским ударил по арьергарду крымцев. Девлет-Гирей осознал опасность дальнейшего продвижения к Москве, имея сзади решительно настроенную русскую армию, и принял решение развернуться и дать бой.

30 июля началось генеральное сражение, от которого зависела дальнейшая судьба Русского царства. Хан послал против сторожевого полка 12 тысяч всадников, но тот целенаправленным отступлением подвёл их под смертоносный артиллерийский огонь из гуляй-города, возведённого на холме близ деревни Молоди. Татары понесли крупные потери. Хан ударил по нему всеми своими силами, спешив всадников. Одна волна за другой накатывались на гуляй-город, устилая холм телами, отступающих громили с флангов конница и казаки, расположенные за холмом. В плен был взят крупный татарский вельможа и полководец Дивей-мурза.

Татары взяли двухдневную передышку, тогда как в гуляй-городе катастрофически не хватало продовольствия и припасов. Обоз был оставлен позади, при преследовании армии крымского хана. Однако 2 августа Девлет-гирей всё же дал приказ для решающего штурма. Согласно летописям, много татар, лезущих на укрепления, посекли. Многие пали от пищального огня. При этом в определённый момент сражения, Воротынский оставил командование в гуляй-городе Хворостинину, а сам совершил незамеченную вылазку с большим полком долом по берегу реки Рожаи и вышел в тыл крымскому войску. Его удар сзади сопроводился одновременным артиллерийским залпом по татарам из гуляй-города и вылазкой Хворостинина с немцами. Не выдержав двойного удара, татары и ногайцы дрогнули и побежали. Многие из них были перебиты при преследовании вплоть до Оки.

Победа при Молодях распространила славу о Воротынском по всей Руси. По одной из версий, это вызвало зависть и опасения царя, ранее уже неоднократно накладывавшего на Воротынского опалу. Как писал князь-перебежчик Андрей Курбский в своей «Истории о великом князе Московском», спустя 10 месяцев после Молодинской битвы князь Михаил Воротынский был по доносу холопа обвинён в намерении околдовать царя. Царь якобы лично рвал бороду Воротынскому и подсыпал угли к бокам князя. Измученного пытками Михаила Воротынского отправили в Кирилло-Белозерский монастырь, а по дороге он умер. С другой стороны, следует учитывать, что Курбский находился в острой оппозиции к Ивану Грозному, а также то, что имя Воротынского не упоминается в «Синодике опальных». Нейтральных сведений о причинах смерти князя в 1573 году нет.

После смерти Михаила Ивановича Воротынское княжество было упразднено, а земли в полной мере вошли в состав Русского царства.

Качества Воротынского как военачальника заключались не столько в военном таланте, сколько в мужестве, стойкости и опыте. Воротынский не был мастером быстрых маневренных схваток, что показывает его не совсем безупречный послужной список на Береговой службе. Однако он был честным, умным и бесстрашным человеком, который был чрезвычайно ценным в ситуациях, когда была необходима твёрдость в прямом бою. Его стойкость и решительность в битве при Молодях сыграла спасительную роль для России в 1572 году, благодаря чему он остался в народной памяти.

В начало

Выродков Иван Григорьевич, Выротков (ок. 1520—1568) — дьяк, астраханский воевода, выдающийся военный и государственный деятель эпохи Ивана Грозного, первый известный по имени русский военный инженер.

В 1538 г. Выродков вместе с Я. Кашинцевым и Ш. Мотякиным был отправлен в Ногайскую Орду в качестве русского посланника к Кошум-мурзе, которому он повёз царскую грамоту.

В 1549 и 1555 гг. участвовал в приеме в Москве польских послов, встречая их у входа во дворец Ивана IV и потчуя блюдами с царского стола.

Походы, предпринятые в 1547‒1550-х годах на Казань, закончились неудачей. Причина их скрывалась в невозможности наладить правильное снабжение войск, вынужденных действовать на вражеской территории, вдали от своих городов. С целью исправления положения дел было решено в будущем 1551 году в устье реки Свияги, на Круглой горе, в 20 верстах от Казани, построить новую крепость. Превратив ее в крупную базу, русские войска могли контролировать все правобережье («Горную сторону») Волги и ближние подступы к Казани. Основной набор стен и башен, а также жилых помещений и двух храмов будущей твердыни зимой 1550‒1551 годов заготовили на Верхней Волге в Углицком уезде в вотчине князей Ушатых. Надзирал за ее строительством государев дьяк Выродков, которому предстояло не только изготовить крепость, но затем, в разобранном виде, доставить ее к устью Свияги.

Иван Григорьевич блестяще справился с возложенной на него задачей. Огромный речной караван вышел в путь в апреле, а подошел к Круглой горе только в конце мая 1551 г. Крепость, построенная за четыре недели — 28 дней, была наречена «во царское имя» Ивангородом Свияжским (Свияжском), и стала русским форпостом в Казанском ханстве. Возведение сильной крепости в самом сердце татарского государства продемонстрировало силу Москвы и способствовало началу перехода на русскую сторону ряда поволжских народов — чувашей и черемисов-марийцев.

В августе 1551 г. Выродкову пришлось в качестве доверенного лица Ивана IV отправиться в Казань с поручением посадить на ханский престол ставленника Москвы Шигалея и освободить из плена русских людей. Однако в Казанском ханстве тогда взяла верх антимосковская группировка, и военный поход на Казань стал неизбежен.

Вторым этапом борьбы с татарами стал поход 1552 года. В начавшейся осаде Казани дьяк Иван Выродков сыграл выдающуюся роль. 19 августа русская армия, окружив город, приступила к подготовке к штурму. Повсеместно рубили туры — передвижные башни из бревен. Этими башнями окружили всю крепость и все ближе и ближе передвигали их ко рву. Между башнями под руководством Выродкова ратные люди сооружали из бревен тын — забор из острых кольев. Перед тыном и турами рыли окопы.

Однако первые попытки русских взять Казань штурмом были отбиты. Русские воины отбивали вылазки татар, но прорваться в крепость так и не смогли. Судьбу Казани решили военные инженеры — «розмыслы», предложившие ряд новых способов осадной борьбы. Выродков также не остался в стороне. В двух верстах от города по его чертежам была построена подвижная башня высотой в 6 саженей (13 м). На бревнах-катках ее прикатили ее к крепости и поставили между Арскими и Царевыми воротами. Размещенные на этой башне 10 пушек и 50 пищалей обстреливали город «аки с небес», нанося защитникам Казани огромный урон. Не обошлось, по-видимому, без участия Выродкова и сооружение подкопов, с помощью которых пороховыми минами и были взорваны стены Казани. Отмечая заслуги государева дьяка, летописец назвал его «хитрец, градоздавец и делатель».

В Дворовой тетради 1550-х года «Иван Григорьевич Выротков» именуется в качестве угличского дворецкого.

В царской грамоте от 9 декабря 1555 г. было указано властям Холмского уезда в лице городового приказчика Михаля Семичева привезти все деньги, собранные в качестве государева тягла, и соответствующие писцовые книги «на Москву к дьяку своему к Ивану к Григорьеву сыну Выродкову».

Занимался налаживанием ямской гоньбы (в 1556 г. совместно с дьяком Андреем Васильевым он посылал распоряжения о ямах), и разрядами — набором в дворянское конное ополчение. Его подпись стоит на актах 1555-1556 гг. по военно-административным вопросам, направленных в Новгород.

В 1557 г. Выродков выполнил два важных поручения Ивана IV. Наиболее сложная и ответственная работа была связана с возведением крепости и устройством гавани в устье р. Нарвы накануне Ливонской войны. Вот как сказано об этом в разрядной книге 1550-1636 гг.: «Велено быть на Наровском устье у моря поставити город, а воеводы были князь Дмитрей Семенович Шеступов да Петр Петров сын Головин, а город делал Иван Выротков». Сохранилась отписка (без даты) ивангородского наместника князя Шестунова, воеводы Головина «да от Ивана Грегорьевичя Выродкова» бургомистрам и ратманам Ревеля в связи с убийством на море под Ревелем ивангородского купца. Показательно именование государева дьяка, как и представителей феодальной аристократии, на «-ич».

Под руководством Ивана Выродкова в 1557 г. также была построена крепость в Галиче, недалеко от Костромы.

С 1557 г. Выродков служил царским наместником-воеводой в Астрахани. Иван Выродков заменил в Астрахани прежних царских воевод Ивана Черемисина и Михаила Колупаева, которые в течение двух лет ставили там земляную крепость. Главную заботу доставляли отношения с Ногайской Ордой и укрепление позиций в этом недавно включенном в состав Московского государства регионе.

На службе в Астрахани он в очередной раз проявил себя как умелый «горододелец». Под руководством Выродкова в 1558 г. на западной оконечности острова Белого (Заячьего) в устье Волги, у впадения в нее р. Кутума, было завершено строительство деревянной крепости. Там с ним находился сын Василий (Васка), которого отец посылал как гонца с донесением в Москву.

В 1560 г. пало правительство «Избранной рады». Несмотря на свой немалый опыт, Выродков так и не смог склонить ногайского хана Измаила к участию в походе против Крымского ханства, их отношения обострились. Чтобы не гневить русского царя, хан Измаил пожаловался ему на Выродкова. В ноябре 1560 г. царь направил Измаилу с В. И. Вышеславцевым грамоту, в которой извещал хана о своем повелении «изымати» (арестовать) Выродкова, хотя не исключено, что царская опала имела демонстративный характер. Иван Грозный был очень заинтересован в союзе с Ногайской Ордой.

Весной 1561 г. Иван Грозный повелел Выродкова «привести скована к Москве». Но, вопреки утверждению Н. П. Лихачева, тогда опальный воевода еще не лишился жизни. В столице, после допросов, он был освобожден. Возобновились действия русских войск в Ливонии, и царю понадобились опытные воеводы. В следующем году Выродков командовал легкой конницей (с ногайскими людьми) под Великими Луками. А в январе-феврале 1563 г. во время Полоцкого похода он находился «у наряду же у посохи» (посохой тогда именовалось вспомогательное саперное войско). Помимо посошных людей из числа крестьян под началом дьяка Выродкова состояли 50 детей боярских — провинциальных дворян. Его служба продолжалась и после захвата 15 февраля Полоцка.

В первые годы опричнины он также продолжал служить в качестве дьяка (руководителя) Разрядного приказа.

В сентябре 1568 г. опричники арестовали Выродкова по делу боярина, конюшего И. П. Федорова-Челяднина, в прошлом руководителя Земской думы. В царском архиве XVI в. хранились связанные с арестом какие-то «грамоты Ивана Выродкова», а также донос на него — «сказка Турунтаева человека Митки Нелидова о животех Петра Петрова [Головина] да Ивана Выродкова».

После пыток государева дьяка казнили. Палачи не пожалели и его домочадцев: всего лишились жизни от рук опричников семнадцать членов рода Выродковых, в том числе три сына Ивана Григорьевича — Василий, Нагай, Никита, дочь Мария, внук, две внучки, сестра, два брата, пять племянников, племянница и внучатая племянница.

В начало

Ермак (Ермолай) Тимофеевич, кличка Токмак (1532 – 6(16) августа 1585, берег Иртыша близ устья Вагая), русский землепроходец, завоеватель Западной Сибири, казачий атаман.

Фамилия Ермака не установлена, однако в те времена, да и гораздо позже многие русские именовались по отцу или по кличке. Его величали либо Ермаком Тимофеевым, либо Ермолаем Тимофеевичем Токмаком. Голод в родных краях вынудил его, крестьянского сына, человека недюжинной физической силы, бежать на Волгу, чтобы наняться к старому казаку в "чуры" (разнорабочий в мирное время и оруженосец в походах). Вскоре в бою он добыл себе оружие и примерно с 1562 начал "полевать" - постигать ратное дело.

Отважный и разумный, он участвовал во многих боях, изъездив южную степь между низовьями Днепра и Яика, побывал, вероятно, на Дону и Тереке, сражался под Москвой (1571) с Девлет-Гиреем. Благодаря таланту организатора, своей справедливости и смелости стал атаманом. В Ливонской войне 1581 командовал флотилией волжских казаков, действовавшей по Днепру у Орши и Могилева; возможно, участвовал в операциях под Псковом (1581) и Новгородом (1582).

По велению Ивана Грозного дружина Ермака прибыла в Чердынь (близ устья Колвы) и Соль-Камскую (на Каме) для укрепления восточной границы купцов Строгановых. Вероятно, летом 1582 они заключили с атаманом соглашение о походе на "сибирского султана" Кучума, снабдив припасами и оружием. Возглавив отряд из 600 человек Ермак 1 сентября начал поход в глубь Сибири, поднялся по реке Чусовой и ее притоку Межевая Утка, перешел на Актай (бассейн Тобола). Ермак спешил: лишь внезапное нападение гарантировало успех. Ермаковцы спустились в район нынешнего города Туринска, где рассеяли передовой отряд хана.

Главное сражение разыгралось 26 октября на Иртыше, на мысе Подчуваш: Ермак разбил татар Маметкула, племянника Кучума, вступил в Кашлык, столицу Сибирского ханства, в 17 км от Тобольска, и нашел там много ценных товаров и пушнины. Через четыре дня явились ханты со съестными припасами и мехами, за ними - местные татары с дарами. Ермак встречал всех "лаской и приветом" и обложив податью (ясаком), обещал защиту от врагов. В начале декабря воины Маметкула убили группу казаков, рыбачивших на озере Абалак, близ Кашлыка. Ермак настиг татар и уничтожил почти всех, но Маметкул спасся.

Для сбора ясыка на нижнем Иртыше в марте 1583 Ермак отрядил партию конных казаков. Они встретили небольшое сопротивление. После ледохода на стругах казаки спустились по Иртышу, под видом ясака захватывая в приречных селениях ценные вещи. По Оби казаки дошли до холмистого Белогорья, где река, огибая Сибирские Увалы, круто поворачивает на север. Здесь они нашли только покинутые жилища, и 29 мая отряд повернул обратно. Для получения помощи Ермак направил в Москву 25 казаков. Посольство прибыло в столицу в конце лета. Царь наградил всех участников Сибирского похода, простил государственных преступников, примкнувших к Ермаку ранее, и обещал послать еще 300 стрельцов.

Смерть Ивана Грозного нарушила многие планы, и стрельцы-казаки добрались до Ермака лишь осенью в разгар восстания, поднятого карачи (высшим советником Кучума). Небольшие группы казаков, рассеянные по огромной территории, были перебиты, а основные силы Ермака вместе с подкреплением из Москвы 12 марта 1585 были блокированы в Кашлыке. Подвоз продовольствия прекратился, и среди русских начался голод; многие погибли.

В конце июня в ночной вылазке казаки перебили почти всех татар и захватили обоз с продовольствием; осада была снята, но у Ермака осталось около 300 бойцов. Через несколько недель он получил ложное известие об идущем в Кашлык торговом караване. Ермак поверил и в июле с 108 казаками выступил к устью Вагая, разбив там татар. Но о караване ничего не узнал. Вторую победу Ермак одержал близ устья Ишима.

Вскоре он вновь получил сообщение о торговом караване и вновь поспешил к устью Вагая. Дождливой ночью коварный Кучум неожиданно напал на стан казаков и перебил около 20 человек, погиб и Ермак. 90 казаков спаслись в стругах. Смерть атамана Ермака, который был душой всех походов, сломила дух казаков и они, покинув Кашлык 15 августа, вернулись на Русь.

О Ермаке еще в 16 в. были сложены предания и песни, позднее его образ вдохновлял многих писателей и художников. В честь Ермака назван ряд населенных пунктов, речка, два ледокола. В 1904 в Новочеркасске ему поставлен памятник (скульптор В. А. Беклемишев, архитектор М. О. Микешин); его фигура выделяется на монументе 1000-летия России в Новгороде.

В начало

Засекин Григорий Осипович по прозвищу Зубок — князь, государственный деятель, первый воевода городов-крепостей на Волге — Самары (1586), Переволока (1589) и Саратова (1590).

Князь Григорий Осипович Засекин происходил из древнего рода князей Ярославских — Засекиных. Родился около 1550 года.

Отец — Осип (Иосиф) Васильевич был по меркам того времени весьма небогатым человеком. В разрядных книгах имя Осипа Засекина не встречается. Он был освобождён от военной службы. Других биографических сведений о нём тоже не сохранилось.

Точная дата рождения Григория Осиповича Засекина неизвестна, однако можно предположить, что он начал свою военную службу в возрасте около пятнадцати лет, что являлось нормой того времени для молодых дворян. Первые упоминания о нём как об «осадном голове» (одно из начальствующих лиц гарнизона крепости во время её осады) появляются в разрядных книгах в начале 70-х годов XVI века. В документах того времени упоминание о нём встречается под прозвищем Зубок, так как ранее никто из Засекиных такого прозвища не имел, можно предположить, что это прозвище им было получено ещё в детстве. По-видимому, Григорий Засекин свою службу начинал в северо-западном или западном пограничье России, где он впоследствии и служил в соответствии с имеющимися документами головой и младшим воеводой.

Первые его действия в качестве головы связаны с русско-шведской войной 1570-1595 годов. Военную службу князь Засекин нёс в крепости Корела приблизительно с 1574-1575 года по 1579 год с небольшими перерывами. Здесь вместе с ним служил его двоюродный брат И. А. Засекин-Солнцев.

В 1577 году Засекин несёт свою службу в крепости Орешек.

В 1577 году он участвует в Ливонском походе.

Осенью 1577 года на короткий срок Григорий Засекин и И. А. Засекин-Солнцев назначаются младшими воеводами в одном из захваченных во время войны городке — Трикатене.

В середине лета 1579 года Григорий Засекин участвовал в походе русских войск под командованием бывшего корельского воеводы М. А. Безнина за Двину, который преследовал разведывательные цели. Начало этого похода оказалось успешным для русских войск, и Григорий Засекин был послан с личным донесением к царю Ивану Грозному о победе, за что он получил от царя в награду «копейку золотую». Однако после поражений, полученных русскими войсками под Полоцком, отряд М. А. Безнина вернулся в Россию.

В дальнейшем Г. О. Засекин и И. А. Засекин-Солнцев были направлены для прохождения службы на южные рубежи российского государства, к Дикому Полю, в Приволжье, где и проявился в полной мере военный и организаторский талант князя Григория Осиповича Засекина — первого воеводы городов-крепостей на Волге — Самара (1586-1587), Переволок (позднее получивший название Царицын, 1589, совместно с Романом Алферьевым и Иваном Нащокиным) Саратов (1590).

В 1590 году участвовал в осаде Нарвы в ходе русско-шведской войны. В 1591 году был на Тереке, где с несколькими воеводами помогал грузинскому царю Александру против Шамхала. Умер в 1592 году.

Именем Григория Засекина назван информационно-экспертный портал Zasekin.ru, работающий в Самарской области с весны 2012 года, созданный социологом Дмитрием Лобойко.

Память князя Григория Засекина увековечена названием одной из улиц в старой части города Самары и города Волгограда в районе микрорайона Горная Поляна Советского района.

В городе Волгограде, на пересечении главной улицы города проспекта им. В. И. Ленина и ул. Порт-Саида установлен памятник Григорию Засекину.

12 сентября 2014 года в городе Самаре на Полевом спуске волжской набережной был установлен конный памятник князю Григорию Засекину.

По материалам Википедии

В начало

Никита Романович Захарьин-Юрьев — русский государственный деятель, окольничий с 1558/1559 года, боярин с 1562/1563 года, дворецкий с 1565/1566 года. Основатель династии Романовых.

Родился около 1522 года. Младший (третий) сын окольничего и воеводы Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина (ум. 1543) от первой жены, либо от второго брака с Ульяной Фёдоровной, дед русского царя Михаила Фёдоровича, отец патриарха Филарета, шурин Иоанна Грозного (брат его жены Анастасии Романовны).

3 февраля 1547 года Никита Романович Захарьин-Юрьев присутствовал на свадьбе царя Ивана Васильевича с Анастасией Романовной, где, как один из братьев невесты, был «спальником» и «мовником».

3 ноября 1547 года на свадьбе удельного князя Юрия Васильевича Углицкого (младшего брата Ивана Грозного) с княжной Ульяной Дмитриевной Палецкой, у постели была его жена Варвара Ивановна, а сам он должен был спать у постели, ездить с князем и мыться с ним в мыльне.

В конце 1547 — начале 1548 года во время первого похода царя Ивана Грозного на Казанское ханство Никита Романович Захарьин был рындой при царской особе.

В 1552 году, во время взятия Казани, Никита Захарьин вероятно был с царем, так как князь Андрей Курбский в «Истории» упомянул, что шурья, то есть Данила и Никита Романовичи, посоветовали царю немедленно вернуться в Москву, к Анастасии Романовне. После известия о рождении сына Иван Васильевич послал Никиту Романовича в Москву с поздравлениями.

Участвовал в шведском походе 1551 года; был воеводой во время литовского похода (1559, 1564-1567).

В 1559 году во время похода на Ливонию Никита Романович Захарьин-Юрьев был вторым воеводой и товарищем князя Василия Семёновича Серебряного в передовом полку. Затем Н. Р. Захарьин был переведен вторым воеводой в сторожевой полк, где стал товарищем и заместителем князя Андрея Ивановича Ногтёва-Суздальского.

В 1560 году в Разряде сказано: «А наперед больших бояр и воевод ходили в войну: в большом полку боярин князь Василий Семенович Серебряный, да окольничий Никита Романович Юрьев».

В 1558/1559 году Никита Романович получил чин окольничего, а в 1562/1563 году — боярина. Кроме того, после смерти старшего брата Данилы Романовича был сделан в 1564/1565 году дворецким и наместником тверским.

Весной 1564 года «по крымским вестям» Н. Р. Захарьин-Юрьев был назначен вторым воеводой полка правой руки (при князе И. Ф. Мстиславском) в Кашире. Князь Андрей Иванович Татев, назначенный вторым воеводой в полк левой руки, затеял местнический спор с Никитой Захарьиным. Первый воевода большого полка князь Иван Дмитриевич Бельский сообщал царю, что князь Татев «списков не взял», а сам князь Татев писал государю, что ему «в левой руке быти не мочно для Никиты Романовича, что Никита в правой руке». Царь ответил обоим, чтоб он «списки взял, и в левой руке был, а меньши ему Никиты быти пригоже». По «тайной росписи» Никита Романович должен был идти с сторожевым полком «с берега» и навстречу к царю Ивану Васильевичу.

В августе того же 1564 года Н. Р. Захарьин был вызван из Каширы в Москву для переговоров с литовским гонцом. Из Коломны был одновременно вызван и князь Иван Дмитриевич Бельский. В том же году, в случае прихода «крымских людей на украйну», Н. Р. Романов назначен был, в числе других бояр, остаться в Москве.

В начале 1565 года, когда царь Иван Грозный разделил Русское государство на опричнину и земщину, то оставил своего шурина Никиту Романовича членом земского правительства.

В мае 1565 года Никита Романович Захарьин подписался под грамотою об отправке посольства в Ногайскую орду, к новому правителю её Тинехмату, сыну умершего в 1563 году Измаила, противника крымского хана Девлет Герая.

В январе-марте 1566 года царь Иван Васильевич Грозный, отобрав у своего двоюродного брата, удельного князя Владимира Андреевича Старицкого, города Старицу и Верею с волостями, пожаловал ему во владение Дмитров и Звенигород с волостями. В царских грамотах об обмене упомянуты бояре Иван Петрович Фёдоров-Челяднин и Никита Романович Захарьин-Юрьев.

В мае-сентябре 1566 года ближняя дума, в которую входили князь Иван Дмитриевич Бельский, боярин Иван Васильевич Шереметев (Большой) и Никита Романович Захарьин-Юрьев, вела переговоры в Москве с литовскими послами, панами Ю. Ходкевичем, Ю. Тышкевичем и писарем М. Гарабурдой.

В 1567-1570 годах боярин Никита Романович Захарьин участвовал в дипломатических переговорах с литовскими посольствами.

В 1569 году Н. Р. Захарьин-Юрьев был назначен на «польской украйне» вторым воеводой полка правой руки и товарищем князя И. Ф. Мстиславского. В случае прихода «крымских людей» за р. Оку Н. Р. Захарьин должен был возглавить передовой полк на южной границе. В 1570 году во время нападения крымских татар на южнорусские земли боярин Никита Захарьин был оставлен царем в Москве.

В 1571 году воеводы Никита Романович Захарьин и Фёдор Васильевич Шереметев поставили крепость на озере Нещердо на Витебщине, на границе Себежского и Невельского уезда.

Зимой 1572 года — один из воевод передового полка во время царского похода в Великий Новгород против шведов. Был оставлен царем одним из городовых воевод в Новгороде.

В начале 1573 года — второй воевода передового полка в ливонском походе на Пайде. Осенью того же года находился в Муроме, где руководил сбором ратных людей для похода против восставших казанских татар. Поход был отменен, так как «казанские люди в Муроме добили челом и договор учинили о всем по государеву наказу».

В 1573 году Никита Романович Захарьин-Юрьев присутствовал на свадьбе ливонского короля Магнуса с княжной Марией Владимировной Старицкой.

В январе 1574 года Н. Р. Захарьин — второй воевода большого полка (при ногайском мурзе Афанасии Шейдяковиче) в новом ливонском походе. Затем по новой росписи полков «литовской украйны» был назначен вторым воеводой большого полка (при царе Симеоне Бекбулатовиче).

В феврале 1574 года царь Иван Грозный назначил своего шурина Никиту Романовичу Захарьина руководителем сторожевой и станичной службы. В мае того же 1574 года — боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев — воевода полка правой руки в Мышеге, где защищал южнорусские рубежи от набегов крымских татар.

В 1575 году боярин Н. Р. Захарьин участвовал в новом ливонском походе, во время которого взял город Пернау (Пернов) и изумил жителей своим великодушием, предоставив им право добровольно присягнуть на верность царю или покинуть город со своим имуществом.

В декабре 1575 года по поручению царя боярин Никита Романович Захарьин, князь Сицкий и дьяк Андрей Щелкалов вели предварительные переговоры с имперским посольством в Дорогобуже.

Весной 1577 года Н. Р. Захарьин — первый воевода полка правой руки в походе царя Ивана Грозного на Ливонию. В конце 1578 года боярин Никита Романович Юрьев во главе земского руководства занимался приготовлениями к войне против короля Речи Посполитой Стефана Батория.

В феврале 1582 года боярин Никита Романович Захарьин участвовал в переговорах с папским посланником Антонием Поссевино, а в следующем 1583 году — в переговорах с английским послом Боусом.

В ночь с 18 на 19 марта 1584 года царь Иван Васильевич Грозный скончался, на московский царский трон вступил Фёдор Иоаннович (1584-1598), родной племянник Никиты Романовича. Перед смертью Иван Грозный создал регентский совет, которому поручил опеку над своим сыном и наследником Фёдором. Согласно Р. Г. Скрынникову, в состав опекунского совета вошли бояре князь Иван Фёдорович Мстиславский, Никита Романович Захарьин-Юрьев, Борис Фёдорович Годунов, князь Иван Петрович Шуйский, Богдан Яковлевич Бельский, казначей Пётр Иванович Головин и дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов.

В 1584-1585 году Никита Романович Захарьин, входя в состав опекунского совета, участвовал в управлении государством.

В августе 1584 года боярин Никита Романович сильно заболел и уже больше не принимал участия в государственных делах. Чувствуя приближение смерти, он взял с конюшего Бориса Годунова клятву «соблюдать» его детей и «вверил» ему попечение о своём семействе. Один из современников свидетельствует, что Борис «клятву страшну тем сотвори, яко братию и царствию помогателя имети».

Проживал боярин Никита Романович в своих палатах на Варварке в Китай-городе (сейчас в них открыт Музей боярского быта XVI-XVII веков).

Умер Никита Романович Захарьин-Юрьев 23 апреля 1585 или 1586 года, приняв монашество с именем Нифонта; погребён в фамильном склепе в подклете Преображенского собора Новоспасского монастыря.

По материалам Википедии

В начало

«Князь Курбский от царского гнева бежал…» Так начинается написанная в 1840-х гг. знаменитая баллада графа А. К. Толстого. С момента бегства Андрея Курбского в Ливонию прошло уже четыре с половиной столетия, но до сих пор его личность вызывает самые противоречивые отзывы у историков и исследователей его биографии. Они сходятся лишь в одном — Андрей Михайлович Курбский был фигурой необыкновенно колоритной. Одаренный разнообразными талантами — военачальник, придворный, писатель, — он покинул Родину навсегда в далеком апреле 1564 г…

Род Курбских был древним и знатным. Его название, по легенде, происходит от ярославского села Курба, которое было пожаловано им во владение. Князья Курбские были служилыми людьми, но особенных успехов при дворе русских великих князей и царей не добились. Андрей Михайлович родился в 1528 г. в семье Михаила Михайловича Курбского и его жены Марии Михайловны, урожденной Тучковой, получил хорошее образование и рано поступил на военную службу. В возрасте 21 года стольник Андрей сопровождал царя Ивана IV в первом Казанском походе, затем на короткое время был назначен воеводой в город Пронск, но вскоре вернулся в армию.

В 1551-м его полк правой руки участвовал в сражении под Тулой с войсками крымского хана Девлет-Гирея. В бою на берегу реки Шивороны Курбский был ранен в голову, плечи и руки, но через неделю вернулся в строй.

Во время осады Казани 2 октября 1552 г. командир полка правой руки Курбский геройски проявил себя во время кровопролитного штурма Елбугиных ворот, а затем во главе группы из 200 всадников напал на отступавший татарский отряд численностью в 5 тысяч воинов и сражался до тех пор, пока не потерял сознание от ран.

В «Царственной книге» этот эпизод изложен так: «А воевода кн. Андрей Мих. Курбский выеде из города, и вседе на конь, и гна по них, и приехав во всех в них; они же его с коня збив, и его секоша множество, и прейдоша по нем за мертваго многие; но Божиим милосердием последи оздравел; татарове же побежаша на рознь к лесу». Смелость, решительность и военные таланты молодого князя обеспечили ему симпатии Ивана IV. Немалую роль здесь сыграла и преданность, которую выказал Курбский во время политического кризиса 1553 г., разразившегося во время тяжелой болезни царя.

В знак милости он после выздоровления взял Курбского с собой на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь, а в 1554 и 1556 гг. доверил сложные военные операции по усмирению восставших вотяков и черемисов, после чего пожаловал боярское звание.

В январе 1558 г. началась война Московского государства с Ливонским орденом. Курбскому доверили командование передовым полком, но первая ливонская кампания оказалась для русских успешной и несложной, и вскоре князя направили на южное направление, которому угрожали крымцы. Но тут опять обострилась ситуация в Ливонии — в августе 1559 г. практически разгромленный орден заключил союз с Польшей, военные действия возобновились, и полководческий талант Курбского срочно понадобился на севере.

Возглавляемый им передовой отряд действовал быстро и успешно — несколько боев, происходивших на территории нынешних Латвии и Эстонии, завершились победой русских. Но в августе 1562 г. военное счастье впервые изменило князю Андрею Михайловичу — его 15-тысячное войско потерпело поражение под Невелем от 4-тысячного отряда поляков. Иван IV попрекнул своего любимца этой неудачей, но никакой опалы для Курбского тем не менее не последовало — в марте 1563 г. он был назначен воеводой в только что захваченный у ливонцев Юрьев (ныне Тарту, Эстония).

Внешне придворное положение Курбского выглядело вполне прочно, и никакой «царский гнев», о котором речь идет в стихотворении А. К. Толстого, ему не грозил. Поэтому для всех стало полной неожиданностью известие о том, что князь Андрей Михайлович ночью 30 апреля 1564 г., оставив на произвол судьбы беременную жену и сына, в сопровождении 19 человек бежал из Юрьева в ливонский город Вольмар (ныне Валмиера, Латвия). Там его тепло встретили уже ждавшие его представители польской армии. Правда, еще по пути, в замке Гельмет, стоявшие там шведы, не знавшие о договоренности между Курбским и поляками, обобрали перебежчика как липку — отобрали все золото, которое князь вывез с собой, забрали лошадей и даже сняли лисью шапку.

Что именно побудило князя пойти на такой шаг, сказать сейчас крайне трудно: сам Курбский ни словом не обмолвился о причинах бегства. Возможно, его подтолкнуло к действию «малое слово гневно», о котором упоминает в своем письме Иван IV и которое Курбский счел предвестием неминуемой опалы и гибели. Но возможны и другие причины. Известно, что польский король Сигизмунд-Август и лично, и через витебского воеводу Ю. Н. Радзивилла приглашал Курбского перейти на свою сторону, обещая богатую награду — сначала в «закрытых листах», то есть в неофициальных секретных письмах, а затем в «открытых», с королевской подписью и печатью.

Уже в январе 1563 г. князь состоял в тайной переписке с представителями противника. Было Курбскому известно и о том, что в Польше живет множество православных магнатов, которые стеснены в своем поведении гораздо меньше, чем московские бояре. Кроме того, в ту эпоху переход «княжат» из пограничных областей двух государств туда-сюда вообще не был чем-то из ряда вон выходящим. Многие из них присягали то польскому королю, то русскому царю — в зависимости от того, на чьей стороне была военная удача и чья власть обещала больше выгод. Правда, Иван IV прекратил эту практику, что, по всей видимости, вызывало недовольство Курбского — в одном из своих писем царю он упрекал его в том, что тот «закрыл царство русское, то есть свободное естество человеческое, как в адской твердыне».

Так или иначе, Курбский решился на побег. Гнев Ивана Грозного был страшен. Ведь к полякам перешел не кто-нибудь, а его ближайший соратник, с которым он был знаком с юных лет!.. Царь распорядился бросить мать, жену и девятилетнего сына перебежчика в застенок (все трое умерли там), смерть постигла также родных братьев Курбского, его имения были конфискованы в казну. Позднее в одном из своих сочинений князь писал: «Был я неправедно изгнан из Богоизбранной земли и теперь являюсь странником… И мне, несчастному, что царь воздал за все мои заслуги? Мою мать, жену и единственного сына моего, в тюрьме заточенных, уморил различными горестями, князей Ярославских, с которыми я одного рода, которые верно служили государю, погубил различными казнями, разграбил мои и их имения. И что всего горше: изгнал меня из любимого Отечества, разлучил с любимыми друзьями».

Однако в этом отрывке, мягко говоря, многое неверно: никто Курбского из Отечества не изгонял, а репрессии его близких были спровоцированы именно его побегом.

Польский король сдержал слово и щедро одарил перебежчика. 4 июля 1564 г. ему было пожаловано местечко Крево и 10 сел в его окрестностях, а на Волыни — местечко Миляновичи с дворцом, местечко Вижва с замком, город Ковель с замком и 28 сел. Поселился бывший русский князь в Миляновичах, недалеко от Ковеля. Поскольку поместья ему дали только во временное пользование (так называемую «крулевщину»), окрестные паны тут же начали вторгаться во владения Курбского, захватывать земли, угонять к себе крестьян.

Курбский не остался в долгу — между ним и соседями развернулась настоящая война с убитыми, ранеными и пленными. Но 25 февраля 1567 г. король «в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского» пожаловал Курбскому Ковель, Крево и окружавшие их села уже в вечную собственность. Тем не менее «ненавистные и лукавые соседи» по-прежнему оставались недовольны Курбским и на Люблинском сейме 1569 г. даже подали отдельную жалобу на него. Королю пришлось специально разъяснять, что поместья пожалованы князю за его исключительные заслуги и пересматривать это решение никто не будет.

И все-таки тяжбы и склоки, время от времени переходящие в боевые действия, между Курбским и его соседями продолжались и позже. Правда, при ближайшем рассмотрении ратные заслуги Курбского на польской службе исключительными назвать сложно. Он дважды участвовал в осаде Полоцка — в октябре 1564-го и августе 1579-го, а в июне 1581-го должен был воевать под Псковом, но заболел и поручил командование своим отрядом другому. Единственным крупным успехом Курбского-военачальника на польской службе стало сражение, которое он выиграл в январе 1565 г. под Великими Луками.

Тогда 4-тысячный польский отряд под руководством князя разгромил 12-тысячную русскую армию. После этого Курбский настойчиво просил короля дать ему 30-тысячное войско, во главе которого он намеревался завоевать Москву. При этом князь предлагал приковать его цепями к телеге, окруженной стрельцами, и при малейшем подозрении в неверности тут же застрелить. Но руководство крупными соединениями поляки ему так и не доверили. Любопытно, что в католичество Курбский не перешел, до конца своих дней оставаясь православным. Да и в его письмах проскальзывают упоминания о том, что происходившие в Московии события, «как моль», точили его сердце. До конца слиться с новой жизнью и растоптать в себе муки совести Курбский так и не смог.

По-видимому, он одновременно считал себя и правым, и виноватым. Наибольшую известность князю Андрею Михайловичу принесла его литературная деятельность. На фоне других знатных людей того времени князь выглядел настоящим энциклопедистом — он прекрасно знал древнюю и современную литературу и философию, рекомендовал молодым людям изучать не только Священное Писание, но и «шляхетные», то есть светские науки — риторику, грамматику, диалектику, астрономию. Уже в преклонные годы, сетуя на то, что «святорусская земля голодом духовным тает», Курбский изучил латинский язык и лично сел за переводы церковных сочинений Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста.

После бегства в Ливонию князю Андрею Михайловичу выпала возможность, которая не доставалась никому из эмигрантов после него, — высказать свои взгляды на политику в письме к своему главному оппоненту (в данном случае Ивану IV) и получить в ответ не молчание или высокомерную отписку, а такое же обстоятельное «открытое письмо». Переписка Курбского с царем началась сразу же после эмиграции князя, в апреле 1564 г. В первом письме, которое Курбский отправил царю из Вольмара, автор горестно восклицал: «Какого только зла и гонения я от тебя не претерпел! И сколько бед и напастей на меня ты навлек! И сколько ложных обвинений на меня ты возвел!»

Главным образом князь упрекал царя в том, что он перестал прислушиваться к советам верных слуг. В ответных письмах царь не только обвинял перебежчика в измене и отвергал его упреки, но и объяснял свою позицию, излагал соображения по поводу дальнейшего развития Российского государства. «Переписка Грозного с Курбским» стала одним из ценнейших памятников русской литературы. Семейная жизнь Курбского в Польше сложилась счастливо лишь со второй попытки. В 1571 г. он женился на знатной и богатой польке Марии Юрьевне, урожденной княжне Гольшанской. Но этот брак закончился тем, что Курбский потребовал развода с супругой и в апреле 1579 г. женился на девице из бедного дворянского рода — Александре Петровне Семашко, которая родила ему дочь Марину и сына Дмитрия.

Скончался Курбский в мае (между 3 и 23-м числами) 1583 г. и был похоронен в трех верстах от Ковеля, в монастыре Святой Троицы в Вербке. Могила его не сохранилась. Шесть лет спустя решением суда Ковель был отобран у наследников Курбского и передан другому владельцу. Род Курбских угас на внуке Андрея Михайловича — Яне, умершем без потомства в 1672 г. Но двадцать лет спустя в России объявились самозванцы — представители мелкого витебского рода Крупских, объявившие себя потомками знаменитого князя. Их приняли на русскую службу, но в дальнейшем самозванцы никак себя не проявили и закончили свои дни на каторге.

С годами облик подлинного, реального политика, полководца и писателя князя Курбского практически забылся. Он превратился в легенду, романтическую фигуру, стал героем стихотворений, исторических романов и драм, в которых его образ трактовался в зависимости от позиции автора. Например, М. М. Херасков в поэме «Россияда» упоминал Курбского как «некого ярого льва», вельможу, который искренне любит Отечество; К. Ф. Рылеев в своей балладе описывал его как «в Литве враждебной грустного странника», А. С. Пушкин в «Борисе Годунове» сочувственно назвал его «несчастным вождем», а первый биограф князя В. Ф. Тимковский писал о Курбском так: «Он имел ум твердый, проницательный и светлый, дух высокий, предприимчивый и решительный… Сердце его расположено было к глубоким чувствованиям любви к отечеству, братской нежности и искреннейшей благодарности; душа его открыта была для добра. Он был верный слуга самодержавия и враг мучительского самовластия. Презирал ласкателей и ненавидел лицемерие. Его просвещенная набожность и благочестие были, кажется, выше понятий того века, в котором он жил… Храбрость и вообще воинские доблести почитал он весьма высоко и, чувствуя в себе дар сей, позволил себе некоторую рыцарскую гордость, которая презирала души слабые и робкие.

В самом деле, храбрость его была чрезвычайна, даже походила иногда на запальчивую опрометчивость и дерзость необузданную, и во всяком случае напоминает она мужество древних Русских Богатырей, или Витязей Гомеровых». Сейчас в Курбском видят то «первого русского диссидента» и борца за свободу, человека, значительно опередившего свое время, то обычного изменника, прельстившегося службой в иностранной армии. Как справедливо заметил современный биограф князя А. И. Филюшкин, «данный образ не имеет отношения к реальному Курбскому и в наши дни стал шаблонным символом правдолюбца, обличающего власть, причем даже не важно, с каких позиций». Но, по всей видимости, отсчет истории русской политической эмиграции все же можно вести именно с Курбского...

В начало

Макарий (в миру - Михаил) (1482- 30.12.156З гг.) — митрополит Московский и всея Руси с 1542 г., православный святой.

Святитель Макарий родился в 80-х годах XV века. Став священником, он рано овдовел и принял монашеский постриг в Боровском монастыре. Через некоторое время его как образованного и деятельного монаха назначают сначала настоятелем Можайского монастыря, а затем в 1526 году — архиепископом Великого Новгорода. На эту кафедру более 15 лет не назначали архиерея. Такой мерой великий князь Василий III пытался привести вольнолюбивых новгородцев к полной покорности Москве. Однако Василий понимал, что долгое отсутствие архипастыря может привести к нарушению церковной жизни в епархии. Великий князь искал человека, который смог бы, сохраняя лояльность к Москве, снискать любовь новгородцев. И таким человеком оказался святитель Макарий.

Взойдя на Новгородскую кафедру, Макарий показал себя как мудрый архипастырь и талантливый администратор. Он за короткий срок сумел восстановить и наладить епархиальную жизнь, заслужив своей деятельностью любовь новгородцев. Одним из первых начинаний Макария, согласно летописи, была организация миссии среди поморцев. Он принимает активные меры и по распространению христианства на северных окраинах своей епархии. Макарий начинает капитальный ремонт обветшавшего Софийского собора — главной новгородской святыни. Летописное сообщение о благоукрашении Макарием Софийского храма впервые за всю историю летописания так пространно и обстоятельно. Летописец отмечает, что даже у скептически настроенных новгородцев «пропадало всякое недоверие к новому архиерею, когда они видели преобразившийся собор и его труды на благо епархии». Одновременно с ремонтом Софии шло обновление других обветшавших храмов, а также строительство новых. В течение десяти лет в одном только Новгороде было построено свыше 30 церквей. Возводя храмы, Макарий заботился и об их убранстве. При нем достигают своего расцвета мастерские, где изготавливаются предметы церковной утвари и иконы. Другим важным начинанием святителя явилась монастырская реформа. Макарий вводит общежительный устав в большинстве новгородских монастырей. После этой реформы, согласно летописи, стало расти число иноков.

Однако, более всего святитель Макарий знаменит своими литературными трудами. Он предпринял попытку собрать воедино все книги, читаемые на Руси. Таким образом, появились знаменитые «Великие четьи-минеи» — сборник, включавший большинство произведений духовной литературы Древней Руси. В целом его объем занимает около 30 тысяч листов. Труд этот, начатый в Новгороде, Макарий продолжил и позднее, став в 1542 году митрополитом Московским.

Начало первосвятительства Макария пришлось на сложное время политических интриг и дворцовых усобиц при малолетнем Иване Грозном. Его предшественники были сосланы в дальние монастыри спорящими между собой боярскими партиями. Видя борьбу бояр за власть, митрополит Макарий ясно осознавал необходимость устроения на Руси царского единодержавия. Именно поэтому в 1547 году он венчает юного Ивана Грозного на царство, полностью соблюдая византийский церковный обряд коронования императоров. Через некоторое время от Константинопольского патриарха была получена грамота, признающая царское достоинство за Иваном и его потомками.

Таким образом, православный мир окончательно признал рождение нового Московского царства. Эти обстоятельства заставляли по-новому осмыслить и статус Русской Церкви. Чуть позже, менее чем через пол столетия, московских митрополитов нарекут патриархами. Немало сделал для этого митрополит Макарий, которого называют «собирателем Русской Церкви».

Святитель Макарий возродил соборное начало в церковной жизни Руси. При нем через каждые полтора-два года собирались соборы, на которых принимались важные решения по церковному устроению. Первые из них были посвящены утверждению духовного величия Русской Церкви. На них были канонизированы 39 новых русских святых. Эти соборы вызвали большой духовный подъем в русском обществе. Летописец радостно замечает: «Теперь сияет земля русская славою святых своих по всей вселенной». Канонизация святых в свою очередь способствовала развитию русской книжности, литературы и иконописи.

Не забывал митрополит Макарий и о внутренних проблемах Русской Церкви. В 1551 году был созван собор, который получил название «Стоглав». Этот собор был призван искоренить нестроения и содействовать упорядочению христианской жизни на Руси.

С именем митрополита Макария связано еще одно начинание, имевшее огромное значение для дальнейшего культурного развития России — начало книгопечатания. Решение о необходимости открытия типографии было принято на стоглавом соборе. Однако святителю так и не удалось увидеть результаты этой работы. Лишь в 1564 году, через год после кончины первосвятителя, вышло в свет первое издание — знаменитый московский Апостол.

Разносторонняя деятельность митрополита Макария поражает. Он и монах-аскет, и писатель-богослов, и умелый организатор, и труженик на ниве духовного просвещения. Всегда и ко всем доброжелательный, митрополит Макарий принадлежал к тем избранным людям, которые одним своим присутствием облагораживают и возвышают окружающих. Его вклад в развитие русской культуры и государственности огромен.

В начало

Семен Иванович Микулинский - боярин, крупный военный деятель Русского государства 30—50-х годов XVI в.. который, по словам автора «Казанской истории», был любим царем Иваном IV Васильевичем за мудрые советы, превосходил всех русских воевод «храбростию и твердостию ума*, а враги от него бежали в страхе, думая, будто он «не человек, но аггел Божий».

Князь Семен Иванович родился 1 сентября 1509 г. , в день памяти преподобного Симеона Столпника, в честь которого и был крещен. Он принадлежал к тверским Рюриковичам, ко второй линии младшей ветви рода князей Микулинских, и являлся внучатым двоюродным племянником последнего удельного микулинского князя Андрея Борисовича, поступившего в 1483 г. на службу к великому князю московскому Ивану III Васильевичу.

Отец князя Семена Ивановича князь Иван Андреевич Микулинский был крупным военачальником. В 1518 г. во время похода русского войска на Полоцк из Великих Лук попал в литовский плен", где скончался между 1531/1532 г. и 20 сентября 1538 г.

Военная карьера князя Семена Ивановича складывалась удачно: воинские успехи, связанные с отражением набегов крымских ханов и с включением Казанского ханства в состав Русского государства, отмечались наградами — «золотыми- в 1534 г. и в 1554 г. В мае 1534 г. русское войско во главе с князем С. И. Микулинским разбило крымских татар на p. Проне. взяв в плен 53 человека.

В октябре 1539 г. во время набега калги Эмин-Гирея на Русское государство, который «много за гpеx поплениша за небреженіе наше», князь Семен Иванович одержал победу над несколькими татарскими отрядами, вновь «языкы поималь и къ великому князю на Москву прислалъ», «и люди от того дрогнули и пошли прочь от укранны великого князя бездельны».

Вскоре князь С. И. Микулинский (вместе с князем В. С. Серебряным), преследуя войско крымского хана Сагиб-Гирея I, пришедшее под г. Белев в конце июля 1541 г., «многихь татарь» побил и захватил в плен.

В августе 1550 г. князь Семен Иванович, командуя большим полком (его брат князь Д. И. Микулинский возглавлял передовой полк), выступил против 30 тысяч крымских татар.

Как талантливый полководец князь Семен Иванович отличился во всех Казанских походах 1545—1552 г. Он был первым и вторым воеводой большого полка в походах против Казанского ханства из Нижнего Новгорода в 1545 г. и в 1547 г. соответственно и первым воеводой передового полка в 1548 г.

Также князь руководил строительством крепости Свияжск, ставшей форпостом русских войск в период ликвидации Казанского ханства, затем возглавлял войско, зимовавшее в крепости в 1551—1552 г.

Весной 1552 г. царь Иван IV Васильевич, стремясь включить Казанское ханство в состав Русского государства мирным путем, назначил князя Семена Ивановича наместником в Казани.

Князь С. И. Микулинский был первым воеводой передового полка в походе на крепость Арчу в сентябре того же года. В этом походе русские воеводы за десять дней «села и деревни пожгли», «людей казанских многих побили, а иных многих живых привели», не понеся потерь. По свидетельству автора «Казанской истории», в начале похода русское войско безуспешно осаждало Арчу в течение трех дней, после чего князь Семен Иванович решительными действиями, «прикатит, пушки и пищали к нему, и нача бити», вынудил гарнизон и жителей крепости капитулировать: «князей арскихь 12, и воевод черемиских седмь, и земских людей лутчих» «сотников и старейшинь» 300, «всех до 5000 человекъ». После этих успешных действий русские воеводы взяли 30 острогов «великих же и малых», в которых погибли укрывшиеся с семьями марийцы, и «всякого ихъ рухла и скота» «без числа».

Во время общего штурма Казани, состоявшегося 2 октября 1552 г. князь Семен Иванович был послан к урочищу Бежболда против отступавших из города казанцев, где настиг их: «отъ реки оть Казани и до леса и в лесе многіе мертвіи лежащи, и немногіе утекли, многыми ранами ранены». Возвратившись из погони, князь участвовал в штурме Казанского кремля и, но сообщению «Казанской истории», был серьезно ранен в воротах Hyp-Али (Муралиевых).

В 1552/1553 г., вскоре после взятия Казани, князь С. И. Микулинский стал двинским наместником. Летом 1553 г. он являлся первым среди царских воевод, стоявших на южной границе, в Серпухове, вместе с князем старнцким Владимиром Андреевичем находившимся там «с своими детми боярскими».

Однако 1 августа князь Семен Иванович был направлен в Казань, чтобы подавить восстание казанцев, вспыхнувшее на Луговой (Арской) стороне бывшего Казанского ханства.

В декабре 1553 г. во главе большого полка князь выступил из Нижнего Новгорода, и в начале 1554 г. за месяц русское войско под его командованием опустошило обширную территорию и привело к присяге население Арской стороны, «оть Казани вверхъ по Каме» 150 «версть, а оть Волги кь Вятке поперегь 200 версть», «и взяли языков счетных» 6 тысяч человек, «а всякого полону» — 15 тысяч.

В 1554 г. князь С. И. Микулннский в числе других бояр был обвинен князем С. В. Ростовским в желании видеть новым государом князя старицкого Владимира Андреевича, а не законного наследника царевича Дмитрия Ивановича в случае преждевременной смерти царя Ивана IV Васильевича. Уличенного в измене государю князя Семена Ивановича с этого момента «к государственным и военным делам» «больше не подпускали» и «вновь призвали на царскую службу» «лишь в связи с началом Ливонской войны». Но данное утверждение неверно: несомненно, ложные показания князя С. В. Ростовского не повлияли на дальнейшую карьеру князя С. И. Микулинского.

Не позднее 1554/1555 г. князь Семен Иванович был вновь назначен двинским наместником и оставался им, по крайней мере, до августа 1556 г., когда купил половину деревни Усть Великие Курьи и поле к ней. Отправление царем Иваном IV Васильевичем на северную, стратегически важную границу государства одного из своих лучших воевод, знакомого с регионом, в годы появления там английских купцов представляется закономерным решением.

Зимой 1557—1558 г.. согласно разрядной книге 1475—1605 г.. князь Семен Иванович возглавлял корпус воевод, годовавших в Казани.

В последний раз в военных действиях князь Семен Иванович участвовал в начале Ливонской войны 1558—1583 г. В зимнюю кампанию 1558—1559 г. он, будучи первым воеводой большого полка, командовал пятиполковой ратью, которая подошла к Риге, сожгла ливонский флот, опустошила значительную часть территории Ливонии, в частности взяв 11 замков, откуда вывезли артиллерийские орудия и церковные колокола. По сообщению автора «Казанской истории», в этом походе князь снова получил серьезное ранение (в шею), ускорившее его кончину.

Все вышеприведенные сведения о службе князя Семена Ивановича говорят о высокой степени доверия к нему со стороны государя. Этот вывод можно дополнить несколькими свидетельствами об уважительном отношении к князю царя Ивана IV Васильевича. Согласно «Казанской истории», царь присутствовал на похоронах князя Семена Ивановича: «и прокоди его до гроба самодержецъ» «с плачемъ и со слезами». Дважды, в своих посланиях князю Л. М. Курбскому (1564 г.) и В. Г. Грязному (1574 г.). царь Иван IV Васильевич упоминал имя князя Семена Ивановича. В первом случае царь приписал личной инициативе назначение князя командующим русским войском в Казанском походе 1545 г., во втором — назвал его наряду с родным дядей М. В. Глинским в качестве единственного человека, на которого поменял бы плененного в Молодинской битве 1572 г. Дивея-мурзу.

Князь Семен Иванович, благодаря полководческому таланту и верности государю, сумел добиться выдающихся успехов на военном поприще, получивших отражение в официальном летописании и литературных памятниках. Несомненным свидетельством признания заслуг князя следует считать не только отсутствие опалы на него, но и возвращение им в родовое владение Микулина — центра бывшего удельного Микулинского княжества — в период укрепления Русского государства.

В начало

«Той же зимой прислал к царю и великому князю боярин его и воевода князь Иван Федорович Мстиславский с товарищами Дмитрия Григорьева, сына Плещеева: сказать велели государю, что государь посылал их на Луговую сторону на изменников на черемису, и воеводы пришли в волость в Ошлу»

Мстиславский Иван Федорович (? - 1586 год). Военный деятель, воевода, князь, сын известного воеводы, боярин с 1548 года, фаворит Ивана IV.

Первый воевода царского полка в Казанском и Ливонском походах (1552, 1559 гг.); взял города Мариенбург и Феллин, руководил осадой Ревеля.

Единственный сын боярина князя Федора Михайловича Мстиславского (ум. 1540). Его матерью была Анастасия Петровна, дочь крещенного казанского царевича Петра Ибрагимовича (ум. 1523) и великой княгини Евдокии Ивановны, дочери великого князя московского Ивана III Васильевича. Двоюродный племянник царя и великого князя московского Ивана Грозного. Тесть хана касимовского Симеона Бекбулатовича.

В 1541 году был кравчим, в 1547 году спальником, с 1548 года боярином; пользовался особенным расположением Ивана Грозного. В 1547 г. Мстиславский в качестве рынды (оруженосца-телохранителя) сопровождает молодого царя в походе под Коломну. В 1550 и 1551 гг. он сидел воеводой в Туле и Пронске. В казанском походе 1552 года и в походе против ливонцев 1559 года был первым воеводой. Получил два ранения от вражеских стрел.

С 1553 г. он входит в «Ближнюю думу». Вместе с Шуйским взял Мариенбург, покорил Феллин (1560) и долго осаждал Ревель.

В 1563 взял Полоцк вместе с князем И. Д. Бельским, а в 1565 обратил крымского хана Девлета Герея в бегство в окрестностях Болхова. Каждый год он на несколько месяцев отправляется в поход — к Коломне, Кашире, Серпухову. В 1566 или 1567 г. он строит себе резиденцию на месте казачьего поселения в Епифани — мощную деревянную крепость.

В 1567 году русскими властями были перехвачены грамоты от великого князя литовского и польского короля с приглашением перейти на службу к Сигизмунду II Августу и предлагалось возведение в статус удельных князей. Он выходит из этой беды. При учреждении опричнины Иван Мстиславский, во главе земщины, был вторым боярином после И. Д. Бельского и назывался «земским боярином» (после смерти И. Д. Бельского возглавил Боярскую думу). А. Шлихтинг писал об особом отношении Ивана Грозного к двум виднейшим боярам: «Если кто обвиняет перед тираном этих двух лиц, Бельского и Мстиславского, или намеревается клеветать на них, то тиран тотчас велит этому человеку замолчать, говоря так: „Я и эти двое составляем три московские столпа. На нас троих стоит вся держава“». Не раз он удачно отражал вторжения крымцев, но в 1571 году счастье ему изменило: хан Девлет I Герай сжёг и разорил Москву. Царь Иван IV обвинил Мстиславского в измене; только заступничество митрополита и духовенства спасло его от казни.

Доверие к нему вернулось после 1572—1573 гг. В 1572 году был новгородским наместником. Под руководством армии Семёна Бекбулатовича потерпел поражение под Коловерью (Лоде), получил новое ранение. С 1576 года отправляется в Серпухов как первый воевода. В 1577—1578 гг. берёт город Кесь, но не смог его удержать.

В 1580 году он опять был заподозрен в каких-то «изменных винах». Тем не менее умирающий Иоанн Грозный назначил его советником верховной думы; но после воцарения Фёдора Иоанновича Борис Годунов, друживший перед тем с Иваном Мстиславским, сослал его, за участие в заговоре Шуйских и других бояр, в Кирилло-Белозерский монастырь, где он постригся в монахи с именем Иона и умер в 1586 году. Погребен в семейной усыпальнице князей Мстиславских — в московском Симоновом монастыре.

По сообщению английского путешественника Дж. Горсея, И. Ф. Мстилавский проявлял интерес к летописанию. Сохранились книги из келейной библиотеки И. Ф. Мстиславского в Кирилло-Белозерском монастыре.

В начало

Пересветов, Иван Семенович – русский писатель-публицист XVI в., идеолог дворянства и «сильной власти» времен Ивана Грозного. Год и место рождения неизвестны, предположительно – выходец из русских земель, входивших в Великое Княжество Литовское. Род свой вел от монаха Троице-Сергиевой лавры Пересвета (участника Куликовской битвы 1380 г.), но документальных подтверждений тому нет.

Первую половину жизни И. С. Пересветов провел в военных походах, служа наемником польского короля, участвовал в войнах Фердинанда I Чешского и Яноша Запольни за венгерскую корону, побывал в Венгрии и Молдавии.

В Московских землях появился не ранее 1538 г., когда он обратился с предложением к московскому боярскому правительству создать мастерскую по производству щитов (так называемого «македонского образца») для русского войска. Мастерская, курируемая бояриным М.Ю.Захарьиным, просуществовала недолго, и в течение последующих десяти лет Пересветов исполнял всякие «государевы службы», терпя много «обид и волокит» от бояр. Злоключения в личной судьбе заставили Пересветова составить в конце 1540-х гг. несколько обращений - «челобитных» - в адрес молодого правителя России Ивана IV Грозного (1530-1584 гг.). В них он не только жаловался на своих притеснителей-бояр, но и излагал ясную программу государственных реформ, которые должны были покончить с боярским всевластием. Челобитчик дважды пытался пробиться на прием к царю, но вельможи не допустили его, поэтому личная реакция царя на предложения Пересветова неизвестна.

Проекты реформ, предложенные Пересветовым, имели своей целью создание сильной самодержавной власти, опирающейся на постоянное войско. Свои предложения автор излагал в иносказательной форме – то от имени правителя далекой Молдавии («господаря Петра»), в которой он бывал когда-то, то ссылаясь на неких «мудрых философов». Он полагал, что сила и мощь государства должны покоиться не на лживых и корыстолюбивых «богатинах» (боярах-вотчинниках), а на преданных царю и государству «воинниках», то есть на служилых дворянах. Именно они - «двадцать тысяч юношей храбрых» - должны были, по его разумению, составить верное войско государя, получая за свою преданность жалованье. Частные же войска царских вассалов он полагал нужным ликвидировать.

На примерах из византийской истории автор бичевал вельмож и советовал царю держать их в повиновении, быть «грозой» для них. Особое его возмущение вызывала система сбора налогов, при которой бояре имели возможность сами «кормиться» за счет податных. Вместо нее Пересветов требовал установить денежное жалованье для сборщиков податей, равно как и для «воинников». Идея введения денежного жалованья служилым людям дополнялась у Пересветова концепцией расширения социальной базы самодержавного государства за счет продвижения на высшие ступени должностной лестницы талантливых людей, отличившихся особой выслугой.

Централизация финансов должна была, по мысли Пересветова, подкрепиться присоединением «предрайской землицы» - территории Казанского ханства: разделив ее между «войниками», царь мог расплатиться за их преданность. На южных границах России Пересветов предлагал создать «военную линию» для защиты от набегов крымских татар.

Весьма настойчив был Пересветов и в стремлении убедить царя в необходимости судебной реформы и составления новых «книг судебных». Критикуя существующую систему судопроизводства, автор челобитных с неприятием писал о системе кабального холопства, за долги превращавшей в бесправных холопов не только крестьян, но и мелких дворян.

Довольно необычными для своего времени были социально-философские и религиозные воззрения Пересветова. В вопросах веры он придерживался реформаторских взглядов, полагая, что Бог любит не веру, а правду. Подобно западным гуманистам того времени, он считал неотъемлемым качеством монарха государственную мудрость. История, полагал он, движима не Божьим промыслом, но живыми людьми с их разумом и волей. В своих челобитных, а также других сочинениях – «Повести об основании и взятии Царьграда», «Сказании о книгах», «Сказании о Магмет-салтане» - он превозносил книжную премудрость, призывая царя следовать именно ей в своей государственной деятельности. Глубоко убежденный в силе писанного слова, он передавал свои сочинения царю в надежде, что они побудят государя осуществить задуманное им.

Будучи не только своеобразным мыслителем, но и незаурядным писателем, придавшим исторической повести публицистическую направленность, он писал ярко, простым, энергичным языком. Не случайно, полстолетия спустя его труды оказались включенными в «Хронограф» (в редакции 1617 г.) и в Никоновскую летопись.

В историю русской культуры Пересветов вошел как видный деятель русской общественной мысли XVI в. В исторической энциклопедии и учебной литературе он именуется «прогрессивным писателем-гуманистом». Однако следует учитывать, что оправдание Пересветовым неограниченной самодержавной власти, его призывы к централизации управления государством и применению жестких методов борьбы с инакомыслием и боярским сопротивлением как раз и были причиной пристального внимания к его фигуре ученых, изучавших отечественное прошлое. В особенности это касается советских исследователей, работавших в 1930-1950-е гг. и стремившихся найти исторические оправдания тоталитарным и командно-административным методам построения мощного социалистического государства.

Год смерти И. С. Пересветова неизвестен.

Большая Советская Энциклопедия

В начало

««Да пошли под Очаков, и у Очакова остров взяли и турок и татар побили и языков взяли. А как пошли прочь, за ними пошли санчаки очаковский и тягинский со многими людьми. И Дьяк на них учинил в тростнике у Днепра подсаду, и побил из пищалей многих людей, и сам отошел здраво со всеми людьми. Да как пришел под Ислам-Кирмень, и тут пришел к Ислам-Кирменю султан калга крымский, а с ним весь Крым, и князи, и мурзы. И Дьяк стал против него на острове и бился с ним из пищалей 6 дней, да отогнал ночью Дьяк у крымцев стада конные да на остров к себе привез»»

Ржевский Матвей Иванович (по прозванию Дьяк) — воевода.

В «Дворцовой тетради» Матвей Иванович (Дьяк) Ржевский был записан как сын боярский из Можайска.

В 1550 годуцарь Иван Васильевич Грозный сформировал в Москве постоянное стрелецкое войско, которое первоначально состояло из трёх тысяч человек. Стрельцы были поделены на шесть «статей» (приказов), по пятьсот человек в каждой. Во главе стрелецких «статей» находились головы из детей боярских: Григорий Желобов сын Пушешников, Матвей (Дьяк) Иванов сын Ржевский, Иван Семенов сын Черемесинов, Василий Фуников сын Прончищев, Федор Иванов сын Дурасов и Яков Степанов сын Бундов. Стрельцы составили московский гарнизон.

В августе-октябре 1552 года Ржевский, служивший в чине стрелецкого головы, участвовал в осаде и взятии русскими войсками Казани

В 1556 г., когда было получено известие о намерении Крымского хана Девлет-Гирея сделать нападение на Тулу или Козельск, Ржевский был послан из Путивля на реку Псел, построил там суда и с частью казаков отправился к Днепровским порогам, а другую часть оставил на берегах Дона. С помощью приставших к нему на Днепре 300 малороссийских казаков из Канева, Ржевский напал на Ислам-Кирмень, а затем на Очаков. Взяв острог Очакова и побив турок и татар, Ржевский поплыл назад; турки преследовали его, но он устроил засаду в тростнике у Днепра и побил из пищалей много людей у неприятеля.

У Ислам-Кирменя он встретил старшего Крымского царевича со множеством войска, стал против него на острове и в течение шести дней перестреливался с ним, ночью отогнал у татар лошадей, перевез к себе на остров, а затем переехал на западную, Литовскую сторону Днепра и благополучно ушел от крымцев.

После того он отправил к царю Ивану Васильевичу с донесением, что хан Девлет-Гирей ушел в Крым и не вернется, так как боится царского войска, да к тому же в Крыму открылось моровое поветрие.

Поход Ржевского произвел сильное впечатление в Литовской Украйне, и староста Каневский князь Дмитрий Вишневецкий послал царю Ивану Васильевичу челобитье, что он просит принять его на службу, так как он отъехал от Литовского короля и поставил город на острове Хортице, на Днепре. Царь послал к нему двоих детей боярских с "опасною" грамотой и с жалованьем.

В 1558 г. князь Вишневецкий ходил к Перекопи, был ниже Ислам-Кирмени, но, не встретил в поле крымцев, возвратился на остров Хортицу и дождался прибытия Ржевского, в то время наместника в Чернигове. Ржевский приплыл по Днепру на судах и оставлен князем Вишневецким на Монастырском острове с немногими ратными людьми, а боярские дети прежней присылки отпущены в Москву, так как они "потомились".

В награду за усердную службу царь Иван Васильевич прислал князю Вишневецкому и Ржевскому "золотые".

В 1562 г. Ржевский был осадным воеводой в Чернигове, а в 1570 г. — воеводой в большом полку "у наряду".

В сентябре 1565 года царь Иван Васильевич Грозный поручил воеводе Матвею Ивановичу Дьяку Ржевскому во главе русского вспомогательного корпуса выступить в Кабарду, чтобы оказать помощь верховному князю Темрюку Идаровичу в борьбе с соседними князьями-противниками. Во главе отряда «черкасских казаков и стрельцов» воевода отплыл «в судах» по Волге в Астрахань. Ржевский не смог прибыть в Астрахань до начала зимнего ледостава и вынужден был зазимовать «под Девичьими горами на усть-Куньи».

Только в конце июня 1566 года он с судовой ратью прибыл в Астрахань, где соединился с посланными «полем» конными детьми боярскими под командованием князя Ивана Дмитриевича Дашкова. В середине августа воеводы Дашков и Ржевский с русским корпусом выступили на Северный Кавказ, где поддержали верховного кабардинского князя Темрюка в противостоянии с соседними горскими князьями.

Дашков и Ржевский со своими ратными людьми «черкасские места, Шапшуковы кабаки з братьею, многие воевали и полону и животов имали много». Попытки князя Пшеапшоки, противника Темрюка, отомстить успеха не имели. «Многие собрався», «черкасские князи» «на князя Ивана Дашкова и на Матвея Дьяка с товарищи приходили и дело с ними делали (то есть между горцами и русскими было сражение)…», но были отбиты. Как писал летописец, «государьские люди черкас многих побили, а иных поранили». В конце октября 1566 года Дашков и Ржевский со своим корпусом благополучно вернулись в Москву.

В 1571 г. князь Михаил Тюфякин и Ржевский были посланы осмотреть на месте сторожевые и станичные разъезды бассейна реки Северского Донца. Изучив прежнее положение станичной службы, они написали новый устав, несколько изменили распределение сторожей и устроили вновь путивльские и рыльские станицы, разъезды которых должны были идти в самую глубь татарских степей.

Весной 1578 года Матвей Иванович Дьяк Ржевский был назначен одним из воевод в Полоцке. М. И. Ржевский стал товарищем (заместителем) воеводы так называемого «Стрелецкого города» князя Дмитрия Михайловича Щербатова. В августе 1579 года воевода Матвей Дьяк Ржевский участвовал в обороне города от польско-литовской армии Стефана Батория. 30 августа после трехнедельной осады русский гарнизон в Полоцке капитулировал. Среди полоцких воевод, захваченных в польский плен, находился и Матвей Иванович Дьяк Ржевский.

Дьяк — прозвище Матвея Ивановича Ржевского, было дано ему может быть потому, что он для своего времени был искусен в письме. Карамзин, Соловьев и Багалей приняли это прозвище за обозначение служебного его положения. Разбирая отношения царя Ивана Васильевича и князя Курбского, Соловьев говорит, между прочим: "Мы видели, что Иоанн, с малолетства озлобленный на вельмож, доверял более дьякам, как людям новым, без старинных преданий и притязаний; при нем дьяки заведовали не только письменными и правительственными делами, но являются даже воеводами, как, например, Выродков и Ржевский". Но в "Древней Российской Вивлиофике" сказано прямо: 1559 г. С Чернигова Наместник Дьяк Иванов сын Ржевской. 1570 г. в большом полку у наряду воевода Феодор Федорович сын Нагова, да Дьяк Ржевской. 1576 г. В Ряском наместник Матвей Дьяк Иванов сын Ржевской.

В начало

Саин-Булат хан (после крещения Симеон Бекбулатович , в монашестве Стефан , ‎) (ум. 5 января 1616) — касимовский правитель, хан (1567—1573). Сын Бек-Булат султана, правнук хана Большой Орды Ахмат-хана. Вместе с отцом перешёл на службу к Ивану IV Васильевичу Грозному. Участвовал в Ливонских походах 1570-х годов. Был провозглашен Иваном как Царь и великий князь всея Руси в 1575—1576. Великий князь тверской (с 1576).

В 1558 году Иван Грозный пригласил к себе на службу ногайского царевича, внука Ахмата и потомка Чингиз-хана, Бек-Булата и его сына Саин-Булата. Отец и сын принимали участие в Ливонской войне, во время которой (около 1566 года) Бек-Булат погиб.

Саин-Булат в официальных документах поначалу именовался астраханским царевичем, а в конце 1560-х годов ему было пожаловано Касимовское ханство. Это государственное образование появилось в 1452 году и служило буфером между Московским княжеством и Казанским ханством. Во времена Ивана Грозного оно, фактически, было уделом Русского царства и не имело никакой политической самостоятельности.

Саин-Булат продолжал участвовать в Ливонской войне, но победами своё имя не обессмертил. Скорее наоборот, он был неудачлив. Под его неосмотрительным руководством русское войско было разбито при Коловери.

«Царь и великий князь царя Симеона пожаловал, женил. В том же году в ноябре в 3 день пожаловал царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси царя Казанского Симеона, женил, а дал за него дочь Андрея Кутузова Марью; а женил его государь на своем дворе, а венчались в церкви Благовещения на царском дворе»

В 1573 году Саин-Булат крестился под именем Симеона и взял в жёны Анастасию Ивановну Мстиславскую. В браке у них было шесть детей: три сына — Федор, Дмитрий, Иоанн и три дочери: Евдокия, Мария, Анастасия. Это были последние потомки Ивана III и Софии Палеолог, известные по письменным источникам.

Осенью 1575 года Иван Грозный неожиданно "отрёкся" от престола и возвел на него Симеона. Истинные причины этого "политического маскарада" до сих пор остаются неизвестны. Одни полагают, что суеверный Иван Грозный таким образом хотел спасти свою жизнь, поскольку волхвы предсказали "скорую смерть московского царя". Другие считают, что таким образом Иван хотел развязать себе руки для борьбы за польский престол. Третьи – что таким экстравагантным образом Иван Грозный восстанавливал отмененную в 1572 году опричнину. Наконец, есть версия, что Иван просто хотел в очередной раз унизить бояр, поставив над ними татарского царевича. Однако здесь надо заметить, что по понятиям того времени Чингизид Симеон считался человеком очень благородного происхождения, поскольку на протяжении более чем двухсот лет татарские ханы были фактическими правителями Руси. Многие дворянские фамилии вели свое происхождение от перешедших на русскую службу татарских ханов, считавшихся людьми "царского корня", и очень гордились этим. В государевом родословце они стояли сразу после фамилий царского рода и считались знатнее большинства боярских родов.

«...а сам пошел из Москвы на третий день, в воскресенье, а с ним князь Владимир Андреевич да царь Казанский Симеон, да бояре и дети боярские многие»

Так или иначе, осенью 1575 года Симеон Бекбулатович был коронован в Успенском соборе великим князем всея Руси (царского титула Иван ему не дал!), а сам Грозный стал просто Иваном Васильевичем Московским. Формально страна была разделена на "государев удел" и "удел Ивана". В него вошли Москва, Псков, Ростов, Двинский уезд, новгородская Шелонская пятина, Дмитров, Ржев и Зубцов. Симеон жил в Кремле, окружённый пышным двором, а Иван - в Петровке, и писал Симеону челобитные как рядовой россиянин, употребляя в отношении себя самые уничижительные обороты.

Однако все понимали, в чьих руках осталась реальная власть. Грамоты, подписанные Симеоном и скреплённые государственной печатью, дьяками игнорировались. Исполнялись лишь повеления Ивана. Иностранным послам Симеона не показывали – их принимал Грозный, мотивируя это тем, что он отрёкся от царства не насовсем и оставил за собой право вновь принять сан.

Собственно, это и произошло в августе 1576 года, когда Иван безо всяких объяснений сверг Симеона и вновь сел на престол. С бывшим "царём" он обошелся на удивление милостиво, дав ему в удел Тверь (впрочем, совершенно разорённую опричниной) и сохранив великокняжеский титул.

Со смертью Ивана Грозного положение Симеона ухудшилось. Борис Годунов, фактически правивший Россией при Фёдоре Ивановиче, видя в Симеоне конкурента в борьбе за трон, лишил его великокняжеского титула и всех владений, оставив лишь село Кушалино, в котором он был когда-то крещён. Со смертью Фёдора остро встал вопрос о престолонаследии. Кандидатура Бориса Годунова выглядела совершенно неоднозначной. Многие бояре, в частности, Романовы и Бельские, высказывались в пользу Симеона. Ведь идея божественного происхождения царской власти не допускала для царя приставки "экс", и как бы ни был номинален титул Симеона, для многих он так и остался царём. Поэтому, целуя крест Борису Годунову и даже его сыну Фёдору в 1605 году, бояре должны были отдельно клясться "не сноситься с Симеоном". Борис так боялся вывшего "царя", что в 1595 год на день рождения прислал тому отравленного испанского вина, выпив которое, Симеон ослеп.

Итак, Симеон тихо жил в своем тверском селе, всеми избегаемый и ни на что не претендующий. Свои накопления он щедро жертвовал церквям и монастырям. В 1606 году занявший Москву Лжедмитрий I неожиданно пригласил его в столицу, обласкал и даже позволил недолго именоваться царём. Однако он продолжал видеть в слепом, сломленном жизнью старике конкурента, а потому вскоре сослал его в Кирилло-Белозерский монастырь, где Симеона постригли в монахи под именем Стефана.

Очень скоро Лжедмитрий был убит, а на русский престол взошёл Василий Шуйский. Популярностью в народе он не пользовался. Говорили даже, что он "самочинно в цари поставился". Подозрения Василия к возможному конкуренту (хотя какой уж из Симеона был тогда конкурент!) были столь велики, что он приказал сослать старца Стефана на Соловки и держать там в строгости. Лишь со смертью Василия Шуйского бывшего "царя" перевели обратно в Кирилло-Белозерский монастырь. Романовым дряхлый старец уже был не страшен, и он проживал в Москве в полном забвении, пережив жену и всех детей.

Симеон Бекбулатович, "во иноцех Стефан", преставился 5 января 1516 года и был похоронен в Симоновом монастыре. Могила его не сохранилась – на месте кладбища сейчас стоит дворец культуры ЗИЛа.

В начало

СИЛЬВЕСТР (в монашестве — Спиридон) (?- около 1566 г.) — священник Благовещенского собора Московского Кремля, писатель, политический деятель.

Родом из зажиточной новгородской семьи.

В 40-е гг. 16 в., возможно, по приглашению митрополита Макария, прибыл в Москву. Источники свидетельствуют, что смелыми обличениями он «прельстил» молодого царя Ивана IV, который стал советоваться с ним по всем вопросам. В начале 50-х гг. 16 в. Сильвестр играл видную роль в деятельности «Избранной рады».

Влияние Сильвестра на Ивана IV было недолгим. В 1553 г. после своей болезни царь стал постепенно отдалять Сильвестра от себя и отстранять от дел. Этой перемене в настроениях царя, видимо, способствовало, в частности, сближение Сильвестра с князем Владимиром Андреевичем Старицким. Приближенные Ивана IV настойчиво твердили, что Сильвестр — чародей, что он опутал царя силой волшебства и тем держит его в неволе.

В 1560 г. Сильвестр окончательно удалился от двора. Историки расходятся во мнении относительно того — насильственным или добровольным был его уход. Известно лишь, что Сильвестр принял иноческий постриг в Кирилло-Белозерском монастыре под именем Спиридона.

Круг интересов Сильвестра был весьма многообразен. Вместе со своим сыном Анфимом он устроил в Москве мастерские по изготовлению рукописных книг, икон, серебряных изделий. Некоторые исследователи высказывают предположение, что первые московские печатные книги, вышедшие до Апостола Ивана Федорова, могли быть отпечатаны под руководством Сильвестра. С его именем связывают также и организацию росписи царских палат в Кремле.

Более всего Сильвестр известен как талантливый писатель, автор ряда посланий. Он составил «Похвальное слово» княгине Ольге, вошедшее в Степенную книгу.

Важнейшим произведением Сильвестра стал «Домострой», в котором он обрисовал идеалы «праведного жития» и дал наставления, регламентирующие различные стороны духовной, государственной, церковной и частной жизни.

Впрочем, некоторые исследователи считают, что Сильвестру принадлежит лишь часть этого уникального произведения или его новая редакция.

В начало

СКУРАТОВ-БЕЛЬСКИЙ Григорий Лукьянович (по прозвищу Малюта) (?-01.01.1573 г.) — приближенный царя Ивана IV Грозного, один из руководителей опричнины, думный дворянин (с 1570 г.).

Происходил из захудалой ветви рода Плещеевых. Впервые о Скуратове заговорили в 1561 г., когда он стал ближайшим помощником царя в искоренении боярской крамолы. После учреждения в 1565 г. опричнины Скуратов занял одно из первых мест в Александровской слободе и был пожалован Иваном IV званием «нараклесиарха» — пономаря черного опричного братства. Сам царь принял чин «игумена». Когда рано утром, в 4 часа утра, «игумен» с фонарем в руке поднимался на колокольню, там уже ждал его верный «пономарь» Гришка. Они вместе били в колокола, созывая членов своего опричного «ордена» на раннюю заутреню. После молитвы и трапезы начинались дела — выслеживание недовольных и неугодных, пытки и казни. В этом деле Малюта Скуратов выказал особенное рвение. Не случайно царь доверял ему самые сложные и грязные поручения.

Именно Скуратов в 1569 г. «зачитывал» вины князя Владимира Андреевича Старицкого перед его убийством, а в самом конце 1569 г. был послан царем в Тверской Отрочь монастырь, к заключенному там бывшему митрополиту Филиппу (Колычеву). Царь просил о благословении похода на Новгород, но узник отказал его посланцу. Воспользовавшись этим отказом как предлогом, Малюта задушил бывшего митрополита.

Во время Новгородского похода 1570 г. Скуратов командовал опричным войском. О роли,сыгранной им во время этого погрома, свидетельствует «Синодик» Ивана Грозного: «По Малютине скаске в ноугороцкой посылке Малюта отделал (истребил) 1490 человек (ручным усечением), из пищали отделано 15 человек».

В 1571 г. вел следствие о причинах победы крымского хана Девлет-Гирея над русским войском.

Царь благоволил к своему любимцу, жаловал деньгами, вотчинами, чинами. Выходец из незнатного рода Скуратов-Бельский стал думным дворянином, смог выдать своих дочерей за представителей знатнейших в государстве Московском фамилий. Одну — за двоюродного брага царя князя И. М. Глинского, другую — за Б. Ф. Годунова, третью — за князя Д. И. Шуйского.

В отличие от других видных опричников Скуратов избежал царской опалы и казни. Жестокий палач, мастер сыска и расправы, он кончил жизнь героем — погиб в Ливонской войне, во время штурма ливонской крепости Пайде (Вайсешптайн).

В начало

«Той же весной в апреле в 28 день, в неделю вторую после Пасхи святых Жен Мироносиц, женил царь и великий князь государь Иван Васильевич князя Владимира Андреевича, взял за него дочь князя Романа Одоевского княжну Евдокию»

Владимир Андреевич, кн. Старицкий - двоюродный брат царя Ивана Грозного (р. 1533 † 1569 г.). В 1537 г. отец Владимира Андрей Иванович Старицкий был заточен и умер "нуждною" смертью, а Владимир Андрееевич с матерью посажен "за приставы" на дворе Берсенева. Года через три, когда при дворе взяла верх над Шуйскими партия Бельского, Владимир Андреевич был освобожден, ему возвращен был отцовский удел и дозволено было иметь свой двор.

Молодой государь относился к Владимиру Андреевичу чисто по-братски; во время Казанского похода 1549 г. Владимир "блюдет" Москву. Особенное доверие царя к Владимиру Андреевичу выразилось в том, что он, сам еще не имея детей, позволил ему жениться на дочери Нагого, друга Захарьиных и Адашевых (1551).

В 1552 г., во время Казанского похода, Владимир Андреевич безотлучно был при царе, командуя царской дружиной.

В 1553 году царь отчаянно заболел, а потому, назначив преемником своим младенца-сына Димитрия, потребовал от бояр присяги последнему. Многие из бояр не хотели присягать младенцу. Не хотел присягать и Владимир Андреевич, сам метивший на царский трон и имевший многих сторонников.

Родной брат государя, Юрий, не мог иметь партии, потому что "был без ума и без памяти и бессловесен". Тесть его, кн. Димитрий Палицкий, хотя и присягнул Димитрию, но через доверенное лицо сообщил Владимиру Старицкому, что если он утвердит свой удел за Юрием, то он, Палицкий, признает его царем. Между тем сам князь Владимир в это время собирал у себя своих приверженцев. Царь, узнав об измене брата, послал за ним и потребовал от него присяги, но тот отказался. Многие бояре разглашали в народе, что лучше повиноваться князю Владимиру, чем младенцу и Захарьиным.

Узнав об этом, царь грозно приказал всем окончить присягу. Гнев царя подействовал на присутствующих: они присягнули, присягнул и оставленный всеми Владимир Андреевич и подтвердил эту присягу записью, которую нужно было скрепить родовой печатью. Мать Владимира не хотела дать печати: не один раз приходили к ней за этим бояре; наконец, она приложила печать, говоря, что данная поневоле присяга ничего не значит.

Вскоре государь выздоровел. Отношение его к Владимиру, по - видимому, не изменились. В 1554 г. царевич Димитрий умер, но вскоре у государя родился второй сын, Иван. Тогда он потребовал от брата новой записи, по которой Владимир Андреевич в случае смерти царя становился опекуном его сына до совершеннолетия последнего, а в случае пресечения царского рода обязывался повиноваться брату государя, Юрию; далее старицкий князь обязывался, по записи, не вершить дел без согласия бояр, которые будут назначены в товарищи ему, жить в собственном доме в Москве, бояр и слуг иметь не более ста человек.

В 1556 году Владимир с царем поменялись городами: уступив царю Верею, Алексин и Старицу, князь Владимир получил взамен их Дмитров, Боровск, Звенигород и большое место в московском Кремле.

Целых десять лет добрые отношения между двоюродными братьями не нарушались; Владимир много раз участвовал с царем в походах против татар и Литвы. Но в 1563 г. государь внезапно объявляет опалу ему и матери его: дьяк их, сидевший за какие-то проделки в тюрьме, сделал на них донос. Царь допрашивал уличенных в какой-то "неправде" в присутствии митрополита и епископов и только благодаря заступничеству последних простил их. Тем не менее мать Владимира сослана была в монастырь, а у самого князя его бояр, стольников и дьяков взяли на царскую службу, а ему дали других, иными словами окружили его шпионами; затем у него отобрали разные поместья, вместо которых дали ему Романов на Волге.

В 1563 г. Иван Грозный ездил в Новгород; его сопровождал и Владимир Андреевич. Если верить иностранцу Кельху, в это время князь Владимир замышлял бежать в Литву.

В 1569 г. государь послал его на защиту Астрахани; при проезде через Кострому Владимир торжественно встречен был гражданами и духовенством. Это обстоятельство сильно раздражило Грозного: начальники Костромы призваны были в Москву и там казнены; в то же время царь пригласил к себе и двоюродного брата. Остановившись верстах в трех от Александровой слободы, Владимир дал знать царю о своем приезде и ждал ответа. Ответом был приезд самого государя, сопровождаемого полком всадников.

К Владимиру явились Василий Грязной и Малюта Скуратов и объявили ему, что он умышлял на жизнь государя подкупал повара отравить его ядом; повар был налицо и подтверждал свое заявление. Никакие мольбы, ни клятвы, ни слезы, ни намерение удалиться в монастырь, ничто не могло спасти Владимира от смерти: он был казнен вместе с женой и сыновьями. В русских летописях нет подробностей этого эпизода, а иностранцы противоречат друг другу. Место погребения - Архангельский собор.

В начало

Святой митрополит Московский и всея Руси Филипп (в миру Федор Степанович Колычев) родился в 1507 году. Принадлежа к одному из знатнейших боярских родов Московского государства, митрополит Филипп начал службу при дворе великого князя. В конце правления великой княгини Елены, в 1537 году, некоторые из его родственников, Колычевых, приняли участие в попытке великого князя Андрея Старицкого поднять восстание против правительницы и великого князя. Одни из них были казнены, другие попали в тюрьму.

В этот год Федор Степанович тайно покинул Москву и ушел в Соловецкий монастырь, где, не открывая своего звания, поступил в послушники. Выдержав продолжительное и суровое послушание, он был пострижен в монахи с именем Филипп. В течение одиннадцати лет, до поставления своего в игумены, Филипп вел суровую жизнь простого соловецкого инока, предаваясь физическим трудам и духовным подвигам.

В 1548 году соловецкий игумен Алексий сложил с себя свои обязанности и указал на Филиппа, как на достойного своего преемника. Житие и другие источники подробно описывают труды игумена Филиппа по внутреннему и внешнему благоустройству обители и его энергичную хозяйственную деятельность, благодаря которой Соловецкий монастырь стал богатым культурным центром северного Поморья.

Строгий аскет и подвижник явился образцовым хозяином, выказал большой практический ум, хозяйственную энергию и предприимчивость. На островах и в приморских вотчинах появились новые хозяйственные и промышленные сооружения, введены были механические усовершенствования в производстве и промыслах.

Так, Филипп устроил сеть каналов между многочисленными озерами на Соловецком острове, поставил на них мельницы, соорудил ряд новых хозяйственных построек, обеспечил монастырь необходимым хозяйственным инвентарем. На поморских землях был заведен железный промысел. Наконец, Филиппу приписываются разные технические изобретения и усовершенствования в промышленных орудиях и приспособлениях.

В разные годы он составил несколько уставных грамот, в которых подробно расписывались правила управления крестьянским населением монастырских вотчин, порядок распределения и взимания разных государевых податей и пошлин. Уже в первой половине XVI века Соловецкий монастырь вел обширную торговлю продуктами своей промышленности, преимущественно — солью.

Есть известие, что Филипп присутствовал на Стоглавом Соборе 1551 года.

В 1566 году возникла потребность в поставлении нового митрополита. Выбор пал на игумена Соловецкой обители Филиппа. Филипп, как уже было сказано, тоже происходил из знатного рода Колычевых, и, вызванный в Москву, обласканный царской милостью, отказался от высокого поста. Но царь был непреклонен.

Тогда Филипп согласился, при условии упразднения опричнины.

Царь был крайне раздражен этим условием, но, как ни странно, не прогнал уважаемого инока, а лишь приказал замолчать. Вместе с тем, царь соглашался выслушивать советы митрополита по государственным делам, как это бывало при прежних государях. Епископам же царь приказал воздействовать на Филиппа. Они убедили его не ставить царю никаких условий.

Это решение было изложено в особом приговоре, подписанном Филиппом и семью епископами.

Филипп в конце концов покорился царскому слову и увещаниям духовного Собора.

25 июля 1566 года новоизбранный митрополит был возведен на престол Собором епископов. Обещая не вмешиваться в политические и личные дела царя, Филипп сохранял за собой право протеста против всех безнравственных и противных христианскому духу явлений, которыми сопровождалось и разделение государства на земщину и опричнину, и борьба с мнимой боярской крамолой.

И уже в первом же своем слове митрополит говорил о долге государей быть для подданных отцами, а не жестокими судьями. Тем не менее, один год, 1566-й, прошел довольно благополучно.

Царь сердечно относился к митрополиту, жалобы на опричников прекратились.

Митрополит занимался делами Церкви, поставил несколько епископов, выстроил в Москве церковь во имя свв. Зосимы и Савватия. Отношения его к царю внешне были вполне благоприятны. Сам царь, по-видимому, успокоился. Неистовства опричнины прекратились. Но уже в июле 1567 года казни возобновились.

Новая смута вспыхнула в Москве после того, как были перехвачены грамоты от польского короля к некоторым боярам с приглашением отъехать в Литву.

Снова начались казни. Пострадали не только группа бояр, обвиненных в измене. Вся Москва была терроризирована неистовствами опричников.

Архипастырский долг заставил митрополита Филиппа обратиться к царю с увещанием остановить бессмысленное кровопролитие и с ходатайством о помиловании опальных. Исполняя свой долг, Филипп не нарушал данного им обещания не вмешиваться в опричнину: он протестовал не против известного порядка, а против безнравственных явлений, обусловленных этим порядком.

Но царь, угнетаемый манией преследования, уже не в состоянии был различить эти точки зрения.

По логике его расстроенного ума, те, кто осуждал безобразия опричников, хотели уничтожить опричнину, вырвать из рук царя верное орудие борьбы с крамолой. Кто печаловался за его врагов, тот «покрывал» их, был за них, следовательно, — против него.

К тому же, по свидетельству жития митрополита Филиппа, среди высшего духовенства были враги и самого митрополита, которые своими наветами раздували в душе царя искру подозрительности, зароненную первым требованием Филиппа об отмене опричнины. Это были: архиепископ Новгородский Пимен, сам желавший быть митрополитом, епископы Филофей Рязанский и Пафнутий Суздальский и духовник царский, протопоп Евстафий, которого митрополит за какой-то проступок подверг запрещению.

Свои ходатайства за опальных и обличение ужасов опричнины митрополит Филипп начал с тайных бесед с царем наедине. Но они остались без результата. Тогда Филипп решился на всенародное обличение. И при первой же возможности, 22 марта 1568 года он выступил в защиту гонимых.

Он обратился к царю с речью, в которой напоминал ему о долге христианина, об ответственности перед судом Божиим за кровопролитие и беззакония.

По летописным сведениям, митрополит в тот же день «вышел из двора митрополича и жил в монастыре у Николы Старого». В ближайшее воскресенье он вновь всенародно обличил Иоанна в Успенском соборе и не дал ему благословения.

Недоброжелатели митрополита уже заранее подготовили позорную для митрополита сцену. Тут же, в соборе, они выставили заранее подученного благообразного юношу, чтеца домовой митрополичьей церкви, с гнусной клеветой на митрополита.

— Царя укоряет, — ядовито заметил при этом Пимен Новгородский, — а сам творит такие неистовства.

— Ты домогаешься восхитить чужой престол (это было действительно так), — спокойно ответил митрополит, — но скоро лишишься и своего.

Юноша вслед за этим признался, что оговорил его по принуждению, и получил благословение святителя.

Царь опять потребовал от митрополита или молчания, или удаления с кафедры. Хотя Грозный каждый раз приходил в ярость от обличении Филиппа, твердость последнего, тем не менее, смущала царя и заставляла его задуматься.

Опричники и враги митрополита не упускали случая вызвать новые столкновения, например, 28 июля в Новодевичьем монастыре, когда митрополит упрекнул одного опричника за то, что он стоял в тафье во время чтения Евангелия.

Царь решил отомстить митрополиту, но не прямым насилием, а путем «каноническим», путем соборного осуждения. В Москве он таких улик не отыскал, как ни допрашивал с пристрастием митрополичьих бояр. Он послал тогда следственную комиссию в Соловецкий монастырь. Во главе ее поставил Суздальского епископа Пафнутия, враждебно настроенного к митрополиту, и дал ему задание во что бы то ни стало в тамошней деятельности Филиппа найти какие-нибудь грехи. От игумена Паисия лестью и угрозами добились клеветнических показаний и привезли его в Москву.

В начале ноября был созван Собор. На стороне царя были также епископы Новгородский Пимен и Рязанский Филофей, царский духовник - сингелл Благовещенского собора Евстафий. Митрополита привели в судную палату и в присутствии царя объявили его «преступления» (в том числе, и в волшебстве), за которые он подлежит низложению и ссылке. Мужественный святитель не унизился до оправданий перед лжесвидетелями и стал сразу же слагать с себя знаки митрополичьего сана. Но его врагам этого было мало. Им нужно было публичное унижение владыки.

8 ноября его заставили служить литургию в Успенском соборе. Во время богослужения явился Алексей Басманов с толпой других опричников и перед всем народом прочел постановление «собора» о лишении святителя сана. Опричники в алтаре сорвали с него святительские одежды, одели в рубище, метлами вытолкали из храма и на простых дровнях отвезли его в Богоявленский монастырь.

Целую неделю страдалец сидел в оковах в смрадной монастырской тюрьме, затем его перевели в старый Никольский монастырь.

В народе ходили слухи, что царь намеревался окончательно отделаться от ненавистного обличителя, сжечь его живым, как колдуна, затравить его медведями. Рассказывали также о чудесах, творимых митрополитом. В это же время шла дикая расправа над близкими к митрополиту людьми: погибли десять человек Колычевых, родственников митрополита. Голова одного из них была прислана к нему в темницу. Казнены были многие клирики и митрополичьи дети боярские.

После всех этих издевательств он был отправлен в Тверской Отрочь монастырь. Род Колычевых Иоанн истребил полностью.

Дальнейшая судьба митрополита выглядит таким образом. 23 декабря 1569 года Иоанн, проезжая в военном походе против новгородцев Тверь, послал к Филиппу одного из своих самых приближенных опричников, Малюту Скуратова, взять у святителя благословение. Святитель благословения не дал, заметив, что благословляют только добрых людей и на добрые дела. Малюта в гневе задушил его «возглавием», т.е. подушкой. Монастырским властям Малюта заявил, что митрополит умер по их небрежности «от неуставного зною келейного».

В 1591 году мощи святителя-мученика были перенесены в Соловецкий монастырь и положены в церкви свв. Зосимы и Савватия.

Низложение и мученическая кончина митрополита Филиппа остались пятном на памяти царя Ивана Васильевича. Смыть это пятно, от имени светской власти принести покаяние власти церковной в нанесенном ей оскорблении, решился царь Алексей Михайлович. В 1652 году царь, по совещании с патриархом Иоасафом и всем освященным Собором, определил перенести в Москву мощи святителя Филиппа. В Соловецкий монастырь было отправлено посольство из духовных и светских лиц, во главе с Никоном, митрополитом Новгородским. За литургией в церкви, где почивали мощи святителя, Никон «от царя посланную грамоту к Филиппу митрополиту распечатав, во услышание всем прочел». В этой грамоте Алексей Михайлович молил святого мученика отпустить вину «прадеда» его. «Сего ради преклоняю сан свой царский за онаго, иже на тя согрешившаго, да оставиши ему согрешение его своим к нам пришествием», — говорилось в этой грамоте.

9 июля мощи митрополита были принесены в Москву. Церковное торжество, которым сопровождалось это событие, живо описано самим Алексеем Михайловичем в письме к князю Н. И. Одоевскому.

19 июля мощи были положены в серебряную раку в большом Успенском соборе.

Память святителя празднуется с 1661 года (9 января), 3 июля (день перенесения мощей) и 5 октября вместе с всероссийскими святителями Петром, Алексием и Ионою.

Святителя Филиппа называют «мучеником за священный обычай печалования» перед сильными мира сего за обиженных и обездоленных.